Бо нэ бачить свого сына
На кони, у Дыким Поли,
Дэ козак шукае волю.
Гостра сабля, швыдка куля –
Гарна зброя на куркуля.
Та й цього в мэнэ нэма.
А на двори вже зыма,
И тэ сино для коняги
Нэ знайты в унивэрмаге.
Та й коняги тэж нэма.
Е горилка? Вже нэма”.
Класс, целый день знакомившийся с произведением, периодически сотрясали взрывы смеха, а Костя, едва прочел, обиделся.
– Костя, где ты там себя разглядел? – спросил расстроенного друга, – Там же про какого-то Сотника, – попробовал сбить с толку нашего литературного казака.
– Что я не понимаю, Толик? Сотник это я и есть, – попался в ловушку Костя.
– Ты Сотник? – с деланным удивлением спросил его, – А что. Действительно. Очень даже похож.
– Похож-похож, – посмеиваясь, подтвердил Витька.
С тех пор Костя стал у нас в классе Сотником. Прозвище ему понравилось. И еще, что Сотник пьет, не закусывая:
– Какой казак после чекушки закусывает! – тут же подтвердил он достоверность литературного образа.
Уже через полгода мало кто звал Костю по имени. Только по стихотворному прозвищу Сотник. А наши футбольные соперники зачастую были уверены, что это и есть его настоящая фамилия.
С того шуточного стихотворения меня вдруг, как и Костю, зачислили в литераторы. А похождения харьковского казака Сотника неожиданно получили продолжение в виде карикатур и дружеских шаржей. Кто из ребят сделал первые наброски из казачьей жизни моего героя, трудно сказать. Скорее всего, сам Костя, хотя он в том так и не признался.
Но та школьная тетрадка с моим стихотворением и первыми иллюстрациями стала быстро заполняться все новыми и новыми карандашными набросками. На ее страничках самовыражались все, кому не лень. И я тоже дополнил ее картинками славных “подвигов” казака Сотника: то он у меня мчался в атаку с саблей в руке, верхом на маленьком танке, то таким же макаром на торпедном катере. И, наконец, Сотник летел в бой все в том же седле, закрепленном прямо на фюзеляже современного истребителя, пришпоривая самолет так, что искры сыпались.
Вскоре тема иссякла, а в тетрадке уже не осталось свободных мест – рисовали даже поверх старых рисунков. И возникла новая тема – “Теща” – а вместе с ней новая тетрадь. Как ни странно, тема оказалась благодатной, в основном из-за множества анекдотов и забавных рисунков. И я приложил руку, припомнив несколько анекдотов от дяди Володи Макарова и его, сделанный своими руками, макет Кремля с маленьким Мавзолеем с трогательной надписью “ТЕЩА”. Те анекдоты и рисунок Мавзолея стали главными украшениями тетрадки.
А потом появился первый номер рукописного журнала “Техника идиотов”. Название родилось в противовес популярной “Технике молодежи”. Но именно с третьей тетрадки возникла та самая “крамола”, за которую мы едва не пострадали – прямо на обложке “журнала”, в самом ее верху, красовалась надпись: “Орган ЦК КПСС”. А под названием – мелкими буквами: “Партийно-политический журнал”.
– Костя, а это еще зачем? – кивнул на обложку с крамольными надписями, за которые лет пять назад можно было мгновенно угодить в советские концлагеря, о которых еще в пятьдесят четвертом мне, десятилетнему школьнику, рассказал Федька-полицай, отсидевший одиннадцать лет.
Тогда я на всю жизнь запомнил его слова: “А ты, парень, забудь о том, что мы с тобой знаем. Лагеря эти никуда не делись. Там ничего не изменилось. И туда можно легко загреметь, даже за неосторожно сказанное слово. Так что всегда думай, с кем говоришь и о чем”. И я молчал, понимая, что этой тайной нельзя делиться ни с кем, даже с отцом, а уж тем более с такими же школьниками, как я.
