Выложив всё, о чём не договорил вчера, полковник замолчал, ожидая, что естественной реакцией нормального человека на его слова должна стать просьба помочь достать обратный билет в Москву.
– Конечно, – кивнул Борис, – вы правы. Я постараюсь соблюдать технику безопасности. – Нефёдову самому стало неловко от своего нелепого ответа. Желая поскорее завершить никчёмный разговор, он протянул провожающему руку: – Спасибо вам за радушный приём и ценные рекомендации.
Обменявшись с дипломатом прощальным рукопожатием, Нефёдов вскинул сумку на плечо и зашагал по опущенной рампе заднего люка в грузовую кабину «Аннушки». Спиною он чувствовал недоумённый взгляд дипломата.
В ближайшие день-два Нефёдову предстояло совершить ещё как минимум три похожих на лягушачьи прыжки перелёта. Начиналась территория нестабильности, над которой не летали дальнемагистральные пассажирские лайнеры. Да и вообще, любое путешествие здесь – по воздуху, суше или воде – грозило путнику многими опасностями.
Вскоре отставной лётчик из России сделал крайне неприятное открытие, обнаружив, что каждый последующий самолёт, на который ему приходится садиться, выглядит всё большей развалюхой. Вообще, в этих местах работало железное правило: чем дальше ты движешься в южном направлении, тем меньше встречаешь признаков цивилизации. Последний самолёт Борис прождал полдня. Причём на импровизированном аэропортовском табло, представляющем собой обычную школьную доску с написанными на ней мелом номерами рейсов, чья-то хулиганская рука вывела сообщение о том, что ожидаемый Нефёдовым самолёт давно улетел. Однако на самом деле он даже не прилетал – с раннего утра на пустом лётном поле мирно паслись коровы. В небе ни облачка, так что о причинах задержки рейса можно было только гадать.
Свирепое африканское солнце припекало так, что, казалось, ещё немного, и мозги в черепе спекутся. Из всех удобств, предусмотренных для ожидающих вылета пассажиров, имелся загаженный уличный сортир да шиферный навес с вкопанными в землю скамьями. Никаких магазинов или кафе в этом, с позволения сказать, «аэропорту» не имелось. Административно-техническая часть аэропорта была представлена дощатой будкой кассы и длинным одноэтажным бараком технических служб с нахлобученной на его крышу диспетчерской вышкой. И всё это выкрашено в один зелёный цвет, который в отличие от выгоревшей бурой травы лётного поля не потерял яркости, регулярно подновляемый персоналом. Тоска зелёная!
К счастью, местное население заполнило пустующую нишу, предлагая изнывающим от жажды и безделья путникам минеральную воду и пиво, сигареты, вяленую козлятину и даже вполне европейского вида продукты. Но усталые путники спрашивали только воду. Есть в таком пекле не хотелось, да Борис бы и не рискнул желудком покупать копчёности местного производства. Даже печенье в красивой фирменной упаковке вызывало у него сильное подозрение. И как оказалось, не зря. На том месте на пачке, где должна была быть указана информация о сроке годности, красовалось жирное тёмное пятно. Предлагаемые продавцами газеты и журналы тоже доходили сюда из центров цивилизации в лучшем случае через полгода после их выхода.
Борис купил бутылку минералки. Тёплая солоноватая жидкость из разогретой на солнце пластиковой бутылки более напоминала морскую, нежели минеральную воду. Она лишь на короткое время притупила чувство жажды. Вскоре снова хотелось пить, причём с утроенной силой. Ушлые торговцы отлично знали о коварном свойстве своего товара распалять жажду и крутились поблизости, чтобы продать тебе следующую бутылку. Так как другой, пригодной для питья живительной влаги поблизости не наблюдалось, коммерсанты даже на небольшой кучке пассажиров делали великолепный бизнес.
