Тайная жизнь пчел - страница 7

– У тебя что, шестеро братьев и сестер?!

Я-то думала, у нее на целом свете никого нет, кроме меня.

– Было шестеро, да, но я знать не знаю, где хоть один из них.

Она выгнала мужа из дома через три года после того, как они поженились. За пьянство.

– Если б его мозги да пичуге какой, та пичуга летала бы хвостом наперед, – говаривала она.

Я часто гадала, что делала бы та пичуга, будь у нее мозги Розалин. И решила, что половину времени она бы гадила людям на голову, а другую половину насиживала брошенные кладки в чужих гнездах, широко растопыривая крылья.

В одних моих фантазиях она была белой, выходила замуж за Ти-Рэя и становилась моей настоящей матерью. В других фантазиях я была негритянкой-сиротой, которую она нашла на кукурузном поле и удочерила. Время от времени я воображала, как мы живем в какой-нибудь другой местности, вроде Нью-Йорка, где она смогла бы меня удочерить, и при этом мы обе могли бы сохранить свой природный цвет кожи.

Мою мать звали Деборой. Я думала, что это самое красивое имя, какое мне приходилось слышать в своей жизни, хоть Ти-Рэй и отказывался его произносить. Если же его произносила я, у него делался такой вид, будто он сейчас пойдет прямо на кухню и кого-то там прирежет. Однажды я спросила у него, когда ее день рождения и какую глазурь на торте она предпочитала. Он велел мне заткнуться, а когда я задала тот же вопрос во второй раз, схватил банку ежевичного варенья и швырнул ее о кухонный буфет. И по сей день на этом буфете красовались синие пятна.

Однако мне все же удавалось выудить из него кое-какие обрывки сведений. Например, что моя мать похоронена в Виргинии, откуда были родом ее родители. Я разволновалась, когда услышала это, думая, что смогу найти там свою бабушку. Нет, сказал он мне. Ее мать умерла давным-давно от естественных причин. Однажды он наступил в кухне на таракана и потом рассказал мне, что моя мать часами выманивала из дома тараканов, прокладывая дорожки из кусочков маршмеллоу и крошек от печенья. Что она становилась совершенно чокнутой, когда речь шла о спасении насекомых.

Тоска по ней просыпалась во мне по самым неожиданным поводам. Например, из-за спортивного лифчика. Кого мне о нем расспрашивать? И кто, кроме матери, мог бы понять, как важно отвезти меня на отбор в команду юных болельщиц? Могу сказать вам совершенно точно, Ти-Рэй этого не понимал. Но знаете, когда я тосковала по ней сильнее всего? В тот день, когда мне исполнилось двенадцать и я проснулась с пятном цвета розового лепестка в трусах. Я так гордилась этим цветочком, а показать его не могла ни одной живой душе, кроме Розалин.

Вскоре после этого я нашла на чердаке бумажный пакет, скрепленный у горловины степлером. Внутри обнаружились последние следы, оставленные моей матерью.

Там была фотография женщины, стоящей перед старой машиной, улыбающейся, в светлом платье с подплечниками. Выражение ее лица словно предостерегало: «Не смей брать в руки эту фотографию», – но видно было, что она хочет, чтобы ее взяли. Вы не представляете, какую историю я прочитала по этой фотографии! Как она ждала у автомобильного бампера – не очень-то терпеливо – прихода своей любви.

Я положила эту фотографию рядом со своей, сделанной в восьмом классе, и стала придирчиво сверять их, выискивая все возможные сходства. У нее тоже оказался слишком маленький подбородок, но, несмотря на это, она была хороша собой, лучше среднего, и это вселило в меня искреннюю надежду на будущее.