– И Гаус настоял на своем?
– Разумеется. Это же в его власти.
– Хорошо. – Аскер встал. – Закончим пока на этом наш разговор.
…Утро следующего дня Аскер посвятил беседе с Георгом Хоманном. Вначале он задал десяток обычных вопросов, приглядываясь к перебежчику. Ответы Хоманна в точности соответствовали тому, что Аскер установил при допросе пленных солдат и офицеров третьего батальона. Хоманн ни разу не солгал даже в мелочах.
Он отвечал четко, охотно, без каких-либо колебаний или уверток. И хотя, после всего того, что узнал следователь от Шульца, к Хоманну надо было бы относиться с недоверием, Аскера не покидало ощущение, что собеседник его – честный человек.
Осторожно подвел он Хоманна к эпизоду на провиантском складе. Разговор о происшествии на складе он считал серьезным испытанием для подследственного. Хоманн, если он засланный с какими-то целями агент, должен был вовсю расписать свое участие в тушении пожара, чтобы дальнейшее – отпуск и поездка в тыл – было возможно лучше обосновано.
Хоманн же поступил как раз наоборот. Он заявил, что ничего особенного не совершил и награждать его, в сущности, было не за что.
– Как же так? – удивился Аскер.
Хоманн пожал плечами, чуть развел руки.
– Я и сам не возьму в толк. Многое непонятно, товарищ майор. Вот, например, месяц назад я спас жизнь ротному командиру. – Он улыбнулся, в голосе его зазвучали теплые нотки. – Был у нас лейтенант Шульц. Это честный парень, нацистов недолюбливает, с солдатами справедлив… И вот однажды случилось так, что я его спас. Был бой, мы отходили, Шульц и я оказались рядом в тот момент, когда неподалеку плюхнулась мина. Я успел швырнуть на землю лейтенанта, упасть сам. И в тот же миг рвануло так, что у нас едва не лопнули барабанные перепонки. Позже, когда мы пришли в себя, Шульц заплакал. Он написал взволнованный рапорт начальству. И вы думаете, меня отметили? Черта с два!
– А теперь – и отпуск, и благодарность?
– Именно! И еще одно: перед отъездом в отпуск я зашел к лейтенанту Шульцу. Знаете, мне показалось, что и он, как бы это сказать… в некотором недоумении, что ли, по поводу всей этой истории.
– Давно знаете майора Гауса?
– Я не понимаю вопроса.
– Ну… быть может, майор Гаус почему-либо особенно расположен к вам?
– Что вы, – Хоманн усмехнулся. – Он, я думаю, до пожара на складе и не подозревал о моем существовании.
1
Со времени возвращения Аскера с фронта и совещания у генерала Лыкова прошло три недели. И вот Лыков вновь слушает доклад майора Керимова.
Аскер рассказал о допросах лейтенанта Шульца, обер-ефрейтора Герберта Ланге и других, о разговорах с Георгом Хоманном.
– Выводы, – сказал Лыков, когда Аскер закончил. – Делайте выводы, майор.
– Выводы? – Аскер задумался. – Вывод такой: Георг Хоманн честный человек и говорит правду.
Лыков как-то странно поглядел на офицера, позвонил.
Вошел адъютант:
– Что, прибыл полковник Чистов? – спросил Лыков.
– Да, товарищ генерал. Он здесь и ждет.
– Пригласите.
Вошел Чистов. Это был человек лет шестидесяти пяти, болезненного вида, высокий, худой. Одет он был в штатское, как, впрочем, все находившиеся в кабинете.
– Доложите нам о тайнике с архивами. С самого начала, коротко, – сказал Лыков.
– Слушаюсь. – Чистов гулко откашлялся в кулак и начал. – Полгода назад нам стало известно, что из РСХА[4] разослана во все органы гестапо, абвера, СД и СА[5] весьма важная директива. Подписал ее сам рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. Директива предписывает этим организациям, а также альгемейне СС
