Образование-то у него было почти верхнее, год ему оставался, когда Валета из института финансов турнули. Он тогда крупно влетел в одном деле, за что первый срок и схлопотал. И что, самое интересное, Валет никогда об этом не жалел.
– Воровская жизнь, – любил говорить он, – это то, что мне надо.
Дохлый замолчал, будто вспомнил что-то такое, что вдруг ярким светом вспыхнуло в его памяти.
Осторожно переведя дыхание, он бросил мимолетный взгляд на Матерого.
– В общем, что тут говорить, Валет был мужик толковый. Дело своё знал твердо. В работе тоже никому поблажки не давал, ни себе, ни подельникам.
Правда, была у него одна слабость. Баб уж очень любил и ничего с этим поделать не мог. Сам-то Валет был мужик видный, можно даже сказать красивый. Ростом высокий, волосы черные, глаза зеленые. Поэтому и с бабами ему было проще. Не одну из них с ума свел.
Особенно нравилось ему дорогие подарки возлюбленным дарить. Я, говорит, их всех люблю, и ничего мне для них не жалко, а то, что я на женщин все свои бабки трачу, так того душа моя требует. К тому же после всего, что было, я точно знаю, что память обо мне всегда с ними жить будет. А это для меня самое главное.
Кстати, Матерый, вы внешне чем-то похожи. То ли глазами, то ли улыбка одинаковая, но что-то есть.
Он еще раз с нескрываемым интересом посмотрел на Николая.
– Так вот, я тогда в Самаре у тетки жил. Как только освободился, махнул к ней. Хотел в завязку уйти, не получилось.
Жили мы плохо, кое-как концы с концами сводили. Я ведь тогда до звон пустой был, только на одной теткиной пенсии и держались. Она хоть виду не подавала, но мне-то, сам посуди, каково было. Получалось, что я, здоровый мужик, на горбу престарелого человека в рай хочу въехать. Чего я только не делал, как не пытался денег заработать, по шабашкам таскался, вагоны разгружать подряжался, даже пробовал на Север завербоваться. Только всё без толку. Сам знаешь, кому нужен бывший зэк, да еще с тремя ходками.
А тут ещё мусора, хрен им в грызло, задергали, спасу нет. Что в городе случится, ночью ко мне. Наручники накинут и на нары до выяснения обстоятельств.
Мучился я, мучился, да и решил в Москву податься, под крыло бывших друзей-соратников. Понимал, конечно, к чему вся эта затея приведет, но веришь – нет, так меня приперло, хоть волком вой.
Вот тут-то и появился Валет как снег на голову. Веселый такой весь из себя, с подарками. Чувствовалось, что при бабках.
Я ему – с чем пожал овал, дорогой товарищ? А он смехуечками отделывался. Потом, говорит, Дохлый, потом. Давай-ка лучше, дружище, гульнем как следует. Свободой насладимся. Вздохнем, как говорится, полной грудью, чтобы потом вспомнить было что.
Я его и раньше веселым видел, но таким никогда. Видно, чувствовал он смерть близкую, потому и рвался в отрыв, да такой, чтоб душа могла наизнанку вывернуться.
Я-то знал, что после таких загулов похмелье наступает, а значит по всем счетам хочешь – не хочешь, платить придётся и ничем-ни будь, а свободой
На следующий день вечером вваливается в дом наш Валет и давай меня с ходу в кабак блатовать. Пошли, говорит Дохлый, душу облегчим, на людей посмотрим, себя покажем. Там и о деле перетрем.
Набросил я на себя какой был прикид, натер салом до блеска корочки и айда вслед за Валетом в самый крутой ресторан, какой только был тогда в городе.
Давно я не захаживал в столь дорогие заведения, поэтому, пока по сторонам гляделками шарил, смотрю: кореш мой не на шутку разбушлатился. Официанта подозвал и давай ему заморскую водку заказывать, а к ней что ни на есть самые дорогие закуски. Я как только увидел добро это, у меня с голодухи шторки закрылись, и давай я мести все подряд. Валет смотрит, как я ем, и хохочет. Привыкай, говорит, Дохлый, скоро ты так каждый день жрать будешь.
