Контраст между миром земным, наполненным болью и страданиями, и миром небесным, с его недостижимой гармонией и порядком, рождал противоречия и вопросы. Само время заставляло человека повзрослеть и стать самостоятельным, обрести свое мнение и точку зрения, свой стержень. Люди, сильные духом, находили опору внутри себя, в своей вере в идеалы, в Бога. Но это был тернистый путь, путь проб и ошибок. Тот, кто не находил внутренней опоры, испытывал горькое разочарование в жизни, его уделом становилось отчаяние.
Я в одиночестве безмолвном пребываю.
Среди болот брожу, блуждаю средь лесов.
То слышу пенье птах, то внемлю крику сов,
Вершины голых скал вдали обозреваю,
Вельмож не признаю, о черни забываю,
Стараюсь разгадать прощальный бой часов,
Понять несбыточность надежд, мечтаний, снов,
Но их осуществить судьбу не призываю.
Холодный, темный лес, пещера, череп, кость —
Все говорит о том, что я на свете гость,
Что не избегну я ни немощи, ни тлена.
Заброшенный пустырь, замшелая стена,
Признаюсь, любы мне… Что ж, плоть обречена.
Но все равно душа бессмертна и нетленна!..
Андреас Грифиус «Одиночество»
Во власти Фортуны
Неслучайно тема Фортуны – судьбы, которая бросает человека в бушующее море жизни, – становится одной из главных в это время. Человек не властен над своей жизнью. Может быть, поэтому почти в каждом своем произведении Шекспир, писавший на рубеже XVI–XVII веков, с такой иронией упоминает «старушку Фортуну», противопоставляя ей человека, сильного своими добродетелями:
…В тебе есть цельность.
Все выстрадав, ты сам не пострадал.
Ты сносишь все и равно благодарен
Судьбе за гнев и милости. Блажен,
В ком кровь и ум такого же состава.
Он не рожок под пальцами судьбы,
Чтоб петь, смотря какой откроют клапан.
Кто выше страсти? Дай его сюда,
Я в сердце заключу его с тобою,
Нет, даже в сердце сердца.
«Гамлет»
Бенедикт Спиноза утверждал: «Человеческое бессилие в укрощении и ограничении аффектов я называю рабством. Ибо человек, подверженный аффектам, уже не владеет сам собой, но находится в руках фортуны (курсив мой. – Ю. М.), и притом в такой степени, что он, хотя и видит перед собой лучшее, однако принужден следовать худшему».
Жизнь есть сон
Однако, испытывая страх перед судьбой, злым роком, человек одновременно начал ощущать себя гражданином мира. Если Ренессанс стал эпохой географических открытий, то барокко можно назвать временем их активного освоения и прокладывания новых путей. Оно открыло эпоху рабовладения и морских баталий между государствами за право обладания новыми землями – колониями. Европеец почувствовал себя не романтическим первооткрывателем, а хозяином, завоевателем нового мира.
Человек барокко пытался утвердиться, почувствовать собственную значимость во всем – и стремился к обладанию властью, богатством, силой. Но эта значимость зачастую принимала гипертрофированные формы: если праздник – то грандиозное театральное действие, карнавал, не стихающий несколько дней. «Жизнь напоказ» – так можно определить одну из граней этой эпохи.
Но была и другая, скрытая от посторонних глаз внутренняя жизнь одинокого человека. И как ее отражение во дворцах, среди пышных, поражающих великолепием залов, в это время появляются комнаты уединения – на фоне остальных интерьеров они смотрелись как настоящие кельи. Сюда не допускались любопытные. Здесь человек оставался наедине с собой, здесь он снимал все маски и отбрасывал все условности, становился таким, каким был на самом деле.
