Фрутти валялась на полу или многозначительно смотрела в окно, запрыгнув на подоконник через приставленную специально для этого табуретку. Так и проходили ее дни, наполненные вынужденным поеданием каши, избыточным сном и регулярным справлением нужды на лужайке. Кроме ощущения любви домочадцев, которое вызывалось ее маленькими размерами и почти всегда ангельским поведением, не свойственным собачкам такого рода, ей ничего не нужно было от жизни.
Элизабет же лежала в больнице и не приходила в сознание. Доктор Хинкли с каждым днем реже останавливался перед ее медсестрой, чтобы узнать о состоянии девушки, а вскоре и поставил клеймо на пациентке, идентифицировав ее как зря занимающую больничное место. Он давно приспособился к смыванию эмоциональных мыслей стопроцентным раствором холодных административных соображений. Будь это его первый пациент в таком состоянии, он бы и после работы перерывал интернет в поисках врачебной практики и хитрых советов работникам сферы здоровья. Сейчас же, благополучно пережив долгие годы однообразных сменяющих друг друга картин, он наливал себе после работы и отключался от происходящего без грамма обременяющих мыслей.
Все бы так и продолжалось и закончилось бы сменой жизни на смерть, как листья меняют форму бытия в разгар осени, и все бы приняли случившееся. Но Линда уже нашла выход.
2
– Не понимаю смысла все этого. Думаешь мне делать нечего? – сокрушался Дэвид, идя под руку с женой, которая сегодня особо его раздражала.
– Хватит ворчать! Ну как старик, честное слово. – отвечала Линда, которая тоже давно не испытывала особо теплых чувств к мужу.
Дорога полная недовольных вопросов, на которые не были получены ответы, наконец закончилась, и пара остановилась у дома на окраине одной из улиц, залитых светом вечерних фонарей. Линда постучала в дверь, после чего замок захрустел, и напротив них оказалась худая бледная женщина еще не солидного, но уже и не игривого возраста. Она поправила свои длинные прямые черные волосы и осмотрела посетителей.
– Миссис Стивенсон?
– Да, здравствуйте.
– Проходите.
Хозяйка дома расположила пару на креслах в большой гостиной с очень классического постаревшего вида зелеными обоями и не менее постаревшего вида деревянным или сделанным под дерево полом и села напротив них. Рядом ярко горел камин, озвучивая дом потрескиванием дров. Полки, шкафчики и прочие места для безделушек в комнате были использованы по назначению. На комоде в ряд были выстроены какие-то коричневые, словно из глины, статуэтки воинов-индейцев. Одни из них замахивались копьями, другие натягивали тетиву лука, третьи просто стояли в горделивой позе. В шкафчике со стеклянными дверцами выстроились на полках маски, сразу привлекшие к себе внимание посетителей дома. Одни из них напоминали маски бразильских карнавалов, другие венецианских щеголей, третьи вызывали ассоциации с чем-то из массовой культуры. Камин держал на себе два блюдца по бокам и большую расписную тарелку посередине на специальных подставках. Было очевидно, что обеденные тарелки никто бы так не выставлял, из-за чего сразу следовал вывод о том, что посуда эта была необычного толка, каковой и являлась на самом деле. Картины, висевшие на стенах по всей комнате, тоже явно выполняли функцию внушения чего-то неординарного, как например картина, изображавшая черный заснеженный лес с горящими из его тьмы глазами или другая, иллюстрировавшая квартет старых девчачьих кукол, одетых в викторианском стиле.
