Тайны мифологии: рождение вселенной – 1. Раскрытие древнего знания - страница 32

Как часто бывает в мифах, в подобных образах присутствует несколько смыслов. Во-первых, образ «подломившегося моста» говорит о неспособности «первого Я», взорвавшись, дотянуться тем самым, до состояния цельности счастья «божественного мира», о том, что его попытка вырваться из пространства в котором оно проснулось, обернулась наивной погоней за пустотой, то есть – делом изначально безнадежным, и окончилась неудачей. Во-вторых, этот же образ, в связи с вышесказанным, говорит о прекращении расширения взрыва и его переходе к сжатию, схлопыванию в точку. Ведь взрыв не мог расширяться бесконечно, тем более, что «первое Я» не смогло таким образом найти желаемого. Парадоксально, хотя это уже стало привычным, но образ «падения в воду», хотя и следующий за образом «разрушения моста», всё же, в первую очередь символизирует всё тот же, первый большой взрыв, его погружение, разлитие, распространение в пространстве. Я не смог здесь удержаться от тавтологии.

Как же так? Ведь «падение в воду» происходит после «разрушения моста», а значит, – этот образ должен говорить о схлопывании взрыва, о его отступлении к истоку. Тем не менее, на мой взгляд, и это достаточно ясно ощущаешь закрыв глаза, падение в воду, – это прямое указание на расширение, распространение первого большого взрыва. Думаю, что мы с тобой сможем прояснить это небольшое противоречие. Если представить, что попыткой «первого Я» дотянуться до «божественного мира» был не взрыв, если представить, что оно пыталось дотянуться до «божественного мира» внутренне, собравшись в то самое триединство, предшествовавшее взрыву, и что, та самая «искра» «божественного мира» и была кратким мигом прикосновения к этому миру, а значит – той самой попыткой «перейти по мосту», «по перекладинке», но, оказавшись неудачной, – привела лишь к воспламенению взрыва, распахнувшегося в пустоте этого пространства, но не давшего ни малейшей возможности заглянуть куда-то за его край, всё, как кажется, встаёт на свои места. Об этом же говорит, уже рассмотренный нами, образ из старой русской загадки. Я имею в виду – «дуб», что «повалился». Он тоже был попыткой «первого Я» дотянуться до «божественного мира», «пройти по мосту», и подобно падению с «подломившегося моста», он «повалился», то есть – в результате своей неудачи, «Я» проявилось в пространстве будущего материального мира первым большим взрывом, о чём и говорит нам пословица словами – «мир народился».

Прямо сейчас, объясняя тебе свои идеи, я, благодаря тебе, открыл нечто большее, нечто новое. Закрывай глаза и чувствуй. Итак. Я говорил тебе, и на это указывают многие образы мифов, как ты сам уже заметил, я говорил, что первый большой взрыв, это попытка «первого Я» вырваться из состояния заброшенности среди нигде, убежать от состояния ущербности. Я говорил, что эта попытка, это, самое первое, действие, первое событие было ориентировано на окружающую «первое Я» пустоту, тем более, что ничего другого, как кажется, ещё и не существовало. Пытаясь распространяться бесконечно, пытаясь покрыть её, объединиться с ней, пытаясь стать всем, не имеющим ничего другого, ничего, что было бы не им, первый большой взрыв, а точнее – «первое Я», достигло предела своих возможностей и перешло к отступлению, сжатию, схлопыванию. Подробнее, об этом самом пределе, мы еще поговорим. Но сейчас, раскрывая смысл образа «радужного моста», моста Биврёст, мы с тобой нашли нечто новое. Закрыв глаза, ты видишь перед собою тьму, пустоту, ничто. Сложно представить, что «первое Я» жаждало объединиться именно с этим, что оно считало это чем-то своим, чем-то необходимым, дополняющим до цельности, до полноты себя, даже если это и было именно так. Вполне возможно, что оно не собиралось двигаться вперед, не собиралось расширяться, распространяться, то есть, вполне возможно, что оно не планировало никакого взрыва, и соответственно, – не собирало никакого «триединства», необходимого для воспламенения этого взрыва. Вполне возможно, что всё это получилось невольно. «Первое Я» пыталось вспомнить ту полноту, цельность, счастье, в каковых оно, как казалось, пребывало до своего пробуждения. Пыталось дотянуться до этих состояний. Это и было тем движением, по «калинову мосту», «перекладинке», «радужному мосту Биврёст», по мосту от «земли до неба», это и было растущим к небу «дубом». Но, как кажется и как я уже сказал, дотянуться до «божественного мира» получилось лишь на миг, и это и было тем объединением с «искрой», что, воспламенив сырьё «тьмы за глазами», создало первый большой взрыв. Пока сложно уверенно сказать о том, как в это «триединство» было вовлечена «тьма за глазами», но, закрыв глаза, ты сам хорошо понимаешь, что она всегда рядом, близка так же, как ты сам близок себе. То есть, в каком-то смысле, первый большой взрыв, это результат неудачи, неудачи в попытке вернуться назад, дотянуться до того «божественного» из которого «первое Я» пришло сюда. Соответственно, взрыв и является тем «падением в воду», в результате «разрушения», «моста», перекладинки» и прочего. Одновременно, на что нам ясно указали мифы о холме Говардхан, он является материальной проекцией того «божественного», духовного мира, или хотя бы, той его малой части, что мы с тобой называем «искрой».