– Де Поны хотя не такого знатного рода, как Флары, но и их предки участвовали в Крестовых походах, и они никогда не вступали в неравные браки. Маргарите Арман де Пон, моей дочери, девятнадцать лет, она прекрасна и принесет в приданое пятьдесят тысяч ливров годового дохода. Хотите вы, друг мой, оказать мне честь, приняв ее руку?
Флару-Монгори показалось, что он грезит. Еще накануне маркиз любовался Маргаритой, почти как отец, и сказал ей, улыбаясь:
– Знаешь, моя крошка, что ты прекрасна, как Венера, и если бы мне было тридцать лет, вместо шестидесяти пяти, то я покорил бы весь мир, чтобы положить его к твоим ногам и сделать тебя царицей.
Но время любви прошло для маркиза; он перестал уже думать о женитьбе и засмеялся бы в лицо два дня назад тому, кто посоветовал бы ему вступить в брак с Маргаритой де Пон. Но теперь, когда де Монгори услыхал предложение барона, пред ним предстал образ прекрасной молодой девушки, чистой и непорочной, как ангел, и из старика он преобразился в двадцатипятилетнего юношу; вся кровь прилила к его сердцу, дрожь пробежала у него по телу, точно от электрической искры, глаза его лихорадочно заблестели, и он воскликнул:
– Я согласен, дорогой мой друг, согласен!
Шевалье д'Асти, стоя неподвижно в углу кабинета, был поражен тем, что слышал, и ему показалось, что он сделался жертвой ужасного кошмара.
Но д'Асти был человек сильной воли, привыкший к борьбе, и удар судьбы не мог окончательно сразить его.
Шевалье подумал.
«Общество, право, недурно ведет свои дела. Чтобы спасти Гектора Лемблена, оно решило убить генерала, а убив генерала, оно лишает наследства Эммануэля, а меня – той, на которую я смотрел как на свою будущую жену».
Но он тотчас же ответил себе:
«Хотя общество смешало карты, но оно обязано и разобрать их. Маргарита будет моею женою, а не этого старика, который, кажется, серьезно воображает в девятнадцатом веке продлить свой род до бесконечности. Большое несчастье, подумаешь, что род Фларов прекратится».
Сообразив все это в две секунды, он успокоился; бледность исчезла с его лица, и он смотрел на дядю с самым добродушным и довольным видом.
– В самом деле, – сказал он ему, – я счастлив, дядя, что вы отказали мне в руке вашей дочери, потому что я не мог бы оказать вашей фамилии той чести, какую оказывает маркиз Флар-Монгори, предлагая вступить в союз с мадемуазель де Пон.
Сомнение барона исчезло при словах племянника.
– Хорошо сказано! – воскликнул он. – Чтобы вознаградить тебя, мы найдем тебе богатую наследницу.
– Ах, – вздохнул шевалье, желая показать себя искренним в своей самоотверженности, – заплатите лучше мои долги, дорогой дядя, пустяки – какие-нибудь двадцать пять или тридцать тысяч франков.
– Хорошо! – согласился маркиз, предупреждая ответ барона, утвердительно кивнувшего головой.
– Затем… – продолжал шевалье.
– Что еще? – перебил его де Пон с беспокойством, потому что он не особенно доверял своему племяннику.
– Пригласите меня на свадьбу кузины, – сказал д'Асти, улыбаясь.
Улыбка мелькнула на губах барона.
– Мой милый друг, – обратился он к нему, – ты прекрасно знаешь, что дом мой всегда к твоим услугам, когда бы ты ни приехал.
Барон обернулся к своему старому другу:
– Маркиз, – сказал он ему, – после пережитого вами волнения воздух вам необходим; поедемте поохотимся.
– Хорошо, – согласился маркиз.
– Завтра, – продолжал барон, – вы приедете в мой замок просить официально руки мадемуазель Маргариты Арман де Пон, моей дочери. Тогда я объявлю о своем согласии.
