Русские офицеры, переодетые казаками, следовали за ними, расспрашивая в деревнях о новых людях, ни с кем не разговаривающих, не мародерствующих. Так ничего и не разузнав, Араксин предложил следовать по самой короткой дороге к Тарутино, которое располагалось в половине дня пути от места, где ими был разгромлен французский эскорт.
По счастливому стечению событий в одной из разоренных деревень Архип поймал отставшего от своих пьяного мародера, который бормотал что-то неразборчивое о троих чудного вида иноверцах скакавших на вороных лошадях в сторону сожженной мельницы.
– Час ходу, туда… – уверял мародер, радостный, что казакам не до него.
– Это они, Палыч, нутром чую! – Араксин взволновался, боясь ошибиться. – Останавливаться они будут перед последним рывком, отдохнуть.
– А вдруг ты ошибаешься, и они до ночи уйдут, – вздохнул штабс-капитан. – Тогда нам их точно не догнать будет.
На ходу советуясь и решая, что делать, они выехали на едва заметную дорогу, ведущую к мельнице, и, поднявшись на холм, заметили несколько бесхозных лошадей, бродящих среди окровавленных трупов гусар. Некоторые даже не успели достать сабли из ножен.
– Девять и все наши! Гусарский разъезд! – со скорбным лицом сообщил осмотревший место трагедии Араксин и тут же добавил, – часу не прошло ещё. Шестеро зарублены, остальные застрелены.
– Плохи дела, ежели они так быстро гусар положили. Стреляют они тоже наверно хорошо, – задумался Архип, что-то прикидывая в голове из рассказа мародера. – Ну да делать уже нечего, жалко, Митрия с нами нет, его бы ножи кстати были.
– Справимся, ваше благородие, не лыком шиты, – подбодрил Архипа поручик, хотя по нему самому было видно, что он под впечатлением кровавой бойни, устроенной кавалеристам.
Осенними вечерами темнеет быстро. Расположившись на возвышенности, неподалеку от двора мельницы Араксин и Архип незаметно наблюдали из темноты за колеблющимся светом от костра в проломе забора. Три неподвижные фигуры сидели возле него замеревшими статуями. Не двигались, не размахивали руками, не разговаривали. Доносилось фырканье запертых в хлеву лошадей, но ни одного слова от сидящих у костра.
– Пойдём, поручик! Но помни, хоть одного живьем надо взять! Стреляй по рукам и ногам! – решился штабс-капитан, обнажив саблю и зарядив пистолеты. – Ты справа, я слева захожу.
Араксин молча кивнул и, заткнув за пояс пистолеты, растворился в сгущающейся темноте. Его не оставляло неприятное предчувствие, такое же как тогда, в бою под Смоленском, когда он перешагнул через кажущегося мёртвым кирасира, придавленного лошадью, а тот приподнялся и выстрелил ему в спину. Пуля срикошетила от фляги, висевшей на ремне, и не причинила вреда. В тот раз смерть почти поймала отважного бойца.
К пылающему костру преследователи добрались быстро и незаметно. Сырая почва, покрытая недавно выпавшим снежком, устелившим почти отжившую густую траву, глушила их шаги. Только предательница-луна поднявшись над лесами мягко освещала округу.
Поручик добрался до врага на несколько секунд раньше Архипа и выскочил из темноты, поочерёдно выстрелив с двух рук и одним прыжком оказавшись с занесенной саблей возле костра.
Но пистолетные пули лишь вырвали клочки ткани и развеяли веера гнилой соломы из тел врагов, а сабля Араксина с нежданной легкостью проткнула противника до самой земли. Ошеломленный поручик так и застыл на месте.
