. Это, по крайней мере, загладит тот беспорядок, который она устроила в моей жизни. Смеюсь от этой мысли.
Да, я стою на пирсе и смеюсь.
Двадцать секунд прошло.
Рябь на поверхности улеглась.
Мое веселье начинает таять.
Тридцать.
Больше нет волн. И никаких пузырьков.
Сорок.
– Рэйчел? – шепчу я.
Шестьдесят.
СЕМЬДЕСЯТ.
Я осматриваю озеро, полагая, что Рэйчел выплыла недалеко от берега. Однако вокруг все тихо и спокойно.
Как будто застыло в ожидании.
Застываю и я.
Проходит еще три минуты, и, когда досчитываю до ста восьмидесяти секунд, я знаю, что больше не имеет смысла ждать.
Понимаю, что нужно спасать ее.
Голос матери орет в голове, чтобы я отправилась за помощью. Позвонила в 911. Схватила палку и постаралась дотянуться до Рэйчел, выловить ее.
Или прыгнуть в воду.
Поплыть.
Нырнуть.
Найти ее среди водорослей.
Я умею плавать.
Рэйчел – нет.
Мне стоит попытаться помочь ей. Стоит попробовать спасти ее жизнь.
Но я замираю на краю причала.
Застываю от страха. Или чего-то еще. От того, что я не могу пока определить.
Как и ярость до этого, теперь мою душу охватывает спокойствие.
Буквально парализует меня.
Утешает и успокаивает рациональный голос матери внутри меня. Все хорошо. Все в порядке.
Произошло именно то, чего я хотела.
Именно то, что должно было произойти.
Понятия не имею, как долго стою на краю пирса.
В ожидании, что Рэйчел выплывет на поверхность, хоть и осознаю, что она уже не всплывет. Никто так долго не умеет задерживать дыхание. Тем более она.
Глядя на кристальную воду и чистое голубое небо, я впервые за весь день чувствую умиротворение, как бы ужасно это ни звучало.
Рэйчел больше нет.
И поскольку она являлась единственной причиной всех моих жизненных неурядиц, это означает, что и мои проблемы должны исчезнуть.
Посмотрев вниз, обнаруживаю лежащий на дощатом настиле блокнот. Он балансирует на краю, вот-вот упадет.
И это зрелище возвращает мне подвижность. Я накланяюсь и хватаю его.
В тот момент, когда касаюсь покрытой каплями воды обложки, мое спокойствие растворяется.
Реальность проникает в сознание.
Рэйчел не вернется.
Я убила ее.
Я – убийца.
Быстро оглядываюсь по сторонам, но ни в лесу, ни у озера нет ни души. Никто не видел, что произошло.
Никто не знает.
Никто не знает, что она была здесь.
Никто не знает, что я приходила сюда.
Нужно, чтобы все так и оставалось.
Под влиянием паники единственное, о чем я могу думать, – как убраться отсюда, пока кто-нибудь не вышел из леса и не обнаружил меня. Пока не начали задавать вопросы.
В последний раз осмотрев безмятежное озеро, бросаюсь к своему рюкзаку и засовываю блокнот внутрь. Я не торможу и не оглядываюсь.
Бегу прочь и не останавливаюсь до тех пор, пока не выбираюсь из леса.
Рэйчел мертва.
Она не вернется.
И никому, кроме меня, об этом неизвестно.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – спрашивает меня сестра. – Выглядишь так, будто тебя вот-вот стошнит.
Не сводя с нее внимательного взгляда, раздавливаю разваренную морковь на тарелке. Отвечать я не собираюсь, поскольку сейчас любое слово из моих уст покажется грубым, а мне не нужно привлекать внимание.
По-хорошему, услышав нечто подобное, родители должны обеспокоиться, как минимум измерить мне температуру. Однако они этого не делают, мама ест в своем домашнем офисе, а папа уткнулся в телефон.
Обычная трапеза среднестатистической счастливой семьи.
За весь вечер я не произношу ни слова, и это на самом деле не так уж и странно. Просто мы не разговариваем во время ужина. Но меня
