Тайные культы древних. Религии мистерий - страница 22

) иногда было позволено исповедовать свою веру публично посредством некоторых символов (symbola) или знаков (signa). Такие формулы были доступны, например, Демосфену, Клименту Александрийскому или Фирмику Матерну: они не выдавали ни ритуала, ни литургии, ни характера и применения таинств, и они были понятны только тем, кто был вооружен знанием мистериального гнозиса. Фраза «Я стал мистом Аттиса» говорила постороннему человеку не более, чем исповедование «Иисус – Господь» передавало внутренний смысл agape. В этом плане очень познавательна процедура, о которой рассказывает Апулей. Уверив читателя, что он не осмеливается открыть, «что там говорилось, что делалось» (quid deinde dictum, deinde factum)[102] во время его инициации в Кенхерее, он повторяет длинный symbolum (Acessi confinium Mortis и т. д. XI. 23) и потом сообщает читателю: «Вот я тебе и рассказал, а ты, хотя и выслушал, должен остаться в прежнем неведении»[103]. Только для сознания орфика фраза «козленок, я упал в молоко» говорит о мистической идентификации с ДионисомЭрифом, богом воскресения и перерождения[104]. Однако мы по отношению к этим древним культам находимся в худшем положении, чем современный историк мог бы быть по отношению к масонам. Масон может не раскрывать своих тайн, в то время как посторонний человек может зафиксировать только такие обряды масонства, которые открыты для всех, или такие черты, о которых братья говорят открыто.

У нас есть лишь несколько литературных произведений, которые говорят о мистериях, много отдельных упоминаний, стихи, фрагменты гимнов и молитв, испорченные надписи, поврежденные папирусы, эмблемы культа, барельефы, фрески, расписные вазы, разрушенные часовни и храмы. Это разнообразный и не полностью сохранившийся материал, на основе которого мы должны попытаться реконструировать прошлое. Наши трудности еще увеличиваются из-за неопределенности хронологической последовательности и нашего незнания определенных обычаев или верований в отдельно взятом культе в отдельный период длительной истории мистериальных религий с VI века до н. э. до V века н. э. В течение веков от Александра Великого до Константина эти мистерии пережили волшебное превращение, приспосабливаясь, как их и приспосабливали постоянно, к требованиям современности. Далее, когда начинает возрастать количество сведений в литературе, надписей и памятников, все мистерии становятся все более и более затронутыми религиозным синкретизмом и в доктрине, и в культе, и, таким образом, из-за заимствований и взаимодействий они приближаются друг к другу, так что во многих аспектах становятся неотличимыми.

Еще одна проблема – это примирить наши фрагментарные заметки, создавая какую бы то ни было реконструкцию. Часть нашей информации приходит из дружески настроенных источников, некоторая – из источников откровенно враждебных, и некоторая – от профессиональных апологетов мистерий. Христианское иконоборчество не только разрушило храмы, свергло алтари и уничтожило по мере возможности все следы литературы и литургии мистерий, но в своей апологетике христианские писатели представляли (или, скорее, неправильно представляли) культы мистерий в таком свете, что иногда так и хочется спросить, чем же они могли так сильно привлекать к себе в древности религиозно настроенные умы. Древние писатели[105] не согласны в том, какие именно эффекты производила инициация, хотя большинство считает, что участие в мистериях являлось спасительным. Действительно, для древнего приверженца культа было бы нелегко дать рассказ о своем культе, который был бы приемлем для его братьев, поскольку мистерии были столь неопределенны по своей форме и туманны в плане мировоззрения, что очень многое предоставлялось воображению каждого отдельного человека. Поэтому в древности верующий находил в своей мистериальной религии то, что он искал