У его сына, моего деда, характер был тоже не пряник. Хоть живым видеть его не довелось, но по рассказам мамы и бабушки у меня в свое время сложилось о нем не самое приятное впечатление. Гонял он по пьяни и бабушку, и своих детей. Прятал еду. Возможно, сказывалась военная контузия, а может, и нет. В общем, ухаживала я за его могилой без особого энтузиазма, пока однажды, лет пять назад, он мне не приснился. Точнее, приснились дед и бабушка. Бабушка была такой кроткой и молчаливой, как никогда при жизни. Она лишь молча улыбалась в сторонке, словно не хотела мешать нашему с дедом знакомству, зная, что времени у нас не так много. Дед же меня приобнял и закружил в танце. От него веяло такой силой, заботой и спокойствием, что совершенно не хотелось, чтобы этот миг когда-нибудь заканчивался. Я, совершенно не стесняясь, говорила с ним обо всем, даже о том, что всегда считала его ужасным человеком. Дед в ответ лишь задумчиво улыбнулся и сказал, что он должен был быть таким при жизни, но это совершенно ничего не значит… И что я не одна, ведь они с бабушкой постоянно за мной приглядывают, особенно потому, что маму я совершенно не слушаюсь… Он говорил без нравоучений, без осуждений, просто констатировал некоторые факты моей жизни… Тогда этот сон произвел на меня очень сильное впечатление, и мое отношение к деду коренным образом изменилось…
Второй прадед тоже был интересным и образованным человеком – кстати, образование получил, можно сказать, благодаря случаю. Приехал в наши земли с Кавказа, после того, как часть земель Грузии, на которых проживали мои предки в изгнании, отошли к Турции. Другой его брат уехал в Америку. Тетка говорила, что мой прадед был прирожденным юристом, а его брат – артистом. Он якобы где-то в Штатах даже занимался каким-то театральным ремеслом, но семьей так и не обзавелся. Во всяком случае, об этом никому не известно. Еще узнала, что в роду по материнской линии по бабушкиной ветке, оказывается, были цыгане. Дед моей прабабки был знатным конокрадом. Ну, в общем, много чего интересного довелось узнать, и чтобы все охватить и везде побывать, просто физически не хватило времени.
Изначально даже съездила в свой отчий дом, который уже почти шесть лет как сожжен. И на этом месте теперь свалка. Но, странное дело, мусор вглубь двора не проник – так, по краю, теперь он словно естественная ограда от нежелательных посетителей и бомжей. Двор порос дикой травой и кустарниками, фруктовые деревья тоже разрослись на свободе. Создалось такое ощущение, что это место к этому и стремилось, оно словно не хотело быть на виду и вот теперь спряталось ото всех и продолжает жить своей жизнью. Когда я вошла и села на порог – единственное, что осталось от дома, – стало так удивительно спокойно и хорошо. Волна симпатии?
Такое же ощущение возникло, когда я приехала к дому сестры своей бабушки. Я ее помню лучше всех из их семьи, т. к. все остальные умерли гораздо раньше. Очень теплая память у меня об этом человеке, возможно, это передалось и на ощущение дома, вернее, бывшего дома, т. к. от него остались одни развалины. Место совершенно не ощущалось заброшенным. Фруктовые деревья словно нас с теткой только и поджидали. Мы с ней, как малые дети, сразу же накинулись на шелковицу, заевшись до самых ушей. Потом тетка, раскинув руки, запела и начала кружиться (ну, что бы вы понимали, ей уже далеко за семьдесят). Солнце, едва проникая сквозь листву, совершенно не досаждало жарой, и я, глядя вокруг, подумала, что не только мы стремились сюда, но и нас здесь ждали. В чувство меня привел только загорающий под самой вишней заяц, который решил убегать, только когда я чуть не споткнулась об него…
