Повозка остановилась и недовольный данным поручением слуга отправился покупать порцию тофу. Он совершил покупку очень быстро, расплатившись и с кислым выражением лица прибежал назад, зажимая нос второй свободной рукой нос, дыша ртом. Даже с его аппетитом и вечно голодным желудком он не рискнул перекусить легкой закуской, любезно предложенной цензором разделить с ним трапезу.
Женщины, тоже спрятав нос за платками, переглянулись друг с другом – неудивительно, что у цензора всегда был такой капризный и привередливый вкус в еде. Кто знал, что ему нравится есть всякую вонючую до тошноты гадость!
Несмотря на специфичность этого блюда вкус был знаком цензору с детства, раскрывался не сразу, а постепенно, приятное послевкусие жаркой остроты разбавлялось щекочущей прохладой благодаря добавлению в тофу мяты.
Здание поместья располагалось вдали от шумных улиц, тут был высажен словно в императорском саду, целый грушевый сад, снежные вишни и китайская слива – локва. Спустя столько лет молодые деревья обросли богатой кроной и сильно прибавили в росте.
Слуги, встретившие у главных ворот поместья молодого господина распинались в любезностях, пока другие выстроились рядами в ожидании услужить и оказать помощь, но непрестанно шептались. Еще бы – столько лет не навещать. Приехал в сопровождении только нескольких женщин, без жены и подарков. Острый слух цензора позволил ему уловить шепотки и несколько сплетен о нем самом: «Приехал к бабушке за наследством, бедный внучок, так надеялся, что госпожа Тан наконец-то упокоилась, а сам то, посмотрите какой-то молодой господин болезненный, полуслепой, бледный да хромой приехал! Проклятый внук, похоже он даже раньше своей бабки покинет этот свет», и другое неприятное в этом же духе.
Да, здесь ему будут не особенно рады, хоть и окажут гостеприимство. Он виноват в этом частично сам, но еще и злые языки делают свое грязное дело, распространяя слухи о родовом проклятии гораздо дальше пределов поместья. Он действительно приезжает в Яншо крайне редко и в основном по нужде или каким-то старым семейным делам. Впрочем, он и сам не в восторге от распространяемый самой госпожой поместья всяких глупых суеверий о насланной кем-то семейной порче. Но Госпожа Тан стара и больна, бубнит словно недовольный бабуин дни напролет своим легковерным слушателям – слугам, готовым поверить во что угодно, лишь бы история была занятная, о чем потом приятно посудачить и посмеяться в трактирах.
К сожалению, он успел лично убедиться в этом, до его острого слуха дошли и такие слухи, бесстыдно поднимающиеся на городских улицах, пока они проезжали. Где это видано, чтобы на городских улицах так смело говорили о благородной семье чиновников, из которой почти никого в не осталось живых!? Да, здесь, в Яншо прощалось многое, пожалуй, даже слишком. Возможно, здесь и об императорской семье говорилось также свободно и что угодно, наверное, даже критика политики не воспрещалась.
Зато в самом доме, как всегда, была идеальная чистота и порядок. На всех поверхностях и мебели вытерта пыль, пол вымыт с утра и еще не успел запачкаться, даже уличные перила чистые, что лаковая поверхность буквально мерцает и бликует на свету.
Служанка пошла предупредить хозяйку поместья, а пока другие слуги предложили выпить чаю после долгой дороги в общем зале для ожиданий.
– Что это? – воскликнула Фэй-Фэй, вошедшая первой перед господином, едва увидев кругом ивовые ветки в вазах вместо свежих цветов, закрепленные и подвешенные на дверях и стенах, когда слуги, принесшие чай, ушли в соседние помещения.
