Звонарев коротко рассказал.
– Так-так. – Сергей Петрович поднялся, снял форменный китель, повесил его на спинку кресла, походил по кабинету. – А какой системы был пистолет, случайно не знаете?
– Впервые видел такой. Большой, блестящий.
Черепанов кивнул.
– Пистолет Стечкина. Наградной. Эти люди… из КГБ… они утверждали, что полковник Трубачев застрелился именно из этого пистолета?
– Они говорили мне, что он не застрелился бы из него, если бы я вовремя сообщил о нем милиции.
– Он застрелился – если он застрелился, – уточнил Сергей Петрович, обернувшись к Алексею, – из личного пистолета системы Макарова. А к «стечкину» у него не было даже патронов. Но это не единственная… странность, возникшая в этом деле. С вашим начальством мы разберемся, вы наказаны несправедливо. Трубачев имел право на ношение оружия. И если бы вызвали милицию, он показал бы старшему соответствующее удостоверение и ему бы отдали честь и извинились за беспокойство. Но тут другое интересно… – Черепанов остановился и поглядел прямо в глаза Звонареву. – В КГБ мне сказали по телефону, что на подстанцию их следовательи не выезжали и человек по имени Немировский в их штате не числится – ни под настоящей фамилией, ни под агентурной кличкой. Я навел справки в ГРУ – учитывая, что вы, быть может, перепутали это ведомство с КГБ, – мне сказали, что они были только у Трубачевых и Немировского у них тоже нет.
Звонарев на некоторое время онемел.
– Да как же не выезжали, – воскликнул он, когда, наконец, обрел дар речи, – ведь их не только я видел! Поляков, заведующий, видел! Мы ведь в его кабинете сидели!
– Это правда, – кивнул Сергей Петрович. – Некие люди на вашу подстанцию приходили. Но Поляков, в отличие от вас, не может точно вспомнить, что было написано на удостоверении псевдо-Немировского: «КГБ», «ГРУ» или «МВД». Или «АБВГД», – добавил следователь без улыбки. – Шутка. Красное, говорит, удостоверение. А в тонкостях он, дескать, не разбирается.
– Да какие тут могут быть шутки? Все он врет, собака! В тонкостях не разбирается! Я же видел: он это удостоверение и так вертел, и эдак, и корочку смотрел, и внутренности. Прямо к глазам подносил! Чуть ли не обнюхивал!
– Подслеповат. Он так и сказал: «Извините, я подслеповат». – Сергей Петрович присел на краешек стола. В круглых глазах его светилось что-то вроде сочувствия.
– На удостоверении было написано: «Комитет государственной безопасности», – твердо заявил Звонарев. – И представился Немировский точно так же. И на бланке расписки был гриф: «Комитет государственной безопасности». Вы с Полякова брали официальные показания?
– Как раз в данное время этим занят мой сотрудник.
– Он трусоват, посмотрим, что он скажет под протокол.
– А ему ничего не грозит, даже если он соврет. Представьте, что мы поймаем Немировского с поддельным удостоверением. Что мы можем предъявить Полякову? Ничего. Он же не утверждает, что там точно не было написано «КГБ».
– Да что это за дешевая мистика такая? «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью»! Почему все это должно меня одного касаться? А что говорят насчет этой троицы Трубачевы?
– Ничего не говорят. Народу к ним после самоубийства приезжало много, но удостоверений они ни у кого не спрашивали, не до того было. Им и сейчас не до того. Выяснил я у них не много. Была, говорят, милиция, военная комендатура, знакомые люди из ГРУ, представители КГБ… Но тех, кого вы называете троицей, они не помнят – во всяком случае, по предъявленному мной описанию Полякова. Мне еще предстоит сверить его с вашим описанием.
