Тайный Союз мстителей - страница 24

Но вот мысли Други вновь вернулись к ребятам, к их затее.

– Зачем они это делают? – неожиданно спросил он.

– Чего, чего? О ком ты?

– Ну, о тех, что ушли… И о тебе тоже…

Она все еще не понимала.

– Ну, с Лолиесом, – тихо пояснил он.

– А, вон ты про что! – Родика снова подсела к Друге. – Ты, может, в лягавые захотел?

– А ты правда так думаешь?

– Нет.

На этом разговор оборвался. Оба молчали. Печка отбрасывала красный отсвет на их лица, и они были сейчас похожи на заговорщиков. Паутина, которой были затянуты все углы, дрожала при малейшем движении воздуха.

– Иногда я тоже думаю, что мы преступники. – Слова Родики прозвучали как признание.

– А ты считаешь, что вы не преступники?

– Нет, не преступники! – сказала она, принимаясь грызть ногти.

На этот раз молчание затянулось. Прошло несколько тягостных минут. Наконец она снова заговорила, опустив глаза, как будто слова ее были предназначены ей самой, а не Друге.

– Люди говорят, что наша мама ведьма. Она и похожа. И все равно она не ведьма. Все это хорошо знают. И все-таки говорят, что ведьма. Пойми их! Если бы я поняла, может быть, легче стало бы. – В ее голосе звучало разочарование, не злость. – Этот Лолиес самый страшный гад из всех. И в то, что мама ведьма, он наверняка не верит. Но, когда он проезжает мимо нашего дома и на улице кто-нибудь есть, он обязательно сплюнет через плечо и погонит лошадей. И подло так ухмыльнется. Для него мы не люди. Да и что мы можем-то? Мы же бедные! И все равно, мы к нему клянчить не пойдем. Может, он от этого и злится. Мы с Альбертом еще маленькие были, когда он всю нашу семью ославил. С нами и дети никогда не играли, говорили, будто у нас клопы. Вот мы и бегали всегда одни – Альберт и я. Бывало и ревели. Одни раз Альберт до того разозлился, что взял да и отлупил ребят, пятерых сразу. А я их таскала за волосы. С тех пор мы всегда так делали. И тех, кто постарше, тоже лупили почем зря. Тихонькие они все стали, и даже подлизывались к нам.

Мы-то, конечно, на эту удочку не попались, только кулаками с ними и разговаривали. Лучше от этого не стало, но хоть больше не кричат нам вслед, не дразнят. Только между собой говорят. А подойдешь – сразу на другое перескакивают и переглядываются. Мы-то знаем, о чем они говорили, но ничего не поделаешь – при нас молчат. А это еще хуже… – Вздохнув, она закончила: – Не знаю, правильно мы теперь решили с Лолиесом или нет, но он это заслужил.

Они избегали встречаться взглядами. Друга встал, чтобы размять ноги. Слова Родики подействовали на него. Ему хотелось сказать ей что-нибудь хорошее, но ничего подходящего не приходило в голову.

– А тепло здесь, – проговорил он наконец, чтобы хоть что-нибудь сказать.

Должно быть, Родика восприняла это как поощрение и снова подбросила несколько поленьев в печь. Теперь, когда она стояла к нему спиной, Друге было легче говорить.

– Я понимаю, что ты хочешь сказать, – признался он. – А остальные, почему они участвуют?

Обернувшись, Родика внимательно посмотрела на него.

– Ты у нас ведь тоже вроде беженец, да? – спросила она вдруг.

– Да, – ответил он, – но вы-то не все беженцы.

– Нет, не все. Но когда ты бедный – это уже все равно. – Она грустно улыбнулась.

– А почему вы считаетесь бедняками, Родика? У вас же свое хозяйство? – спросил Друга и тут же пожалел об этом.

Она как-то горько рассмеялась. И в этом смехе прозвучал упрек, обращенный не к кому-нибудь определенному, а ко всем.