– Забери тебя тыфы! Ты что, из дигосов? Я просила прислать хэл-марку!
Это был самый тяжелый день в жизни Тайрин. Нитки путались, а игла сводила ее с ума. Адэла ругалась, как последний пьянчужка. Скоро у Тайрин так разболелась голова, что она расплакалась.
– Проваливай! – зарычала Адэла. – Театр не место для тупиц!
А мастер над словами Гута стоял в это время перед мозаичным кругом зала Приветствий.
Пусть из темных закоулков души твоей
Прогонит страшных чудовищ
Свет знаний, разума и любви —
эта цитата из Пятого восьмистишия Ригантэра Киронского была одной из его любимых. Выложенная кусочками разных оттенков синего по полу цвета охры, она смотрелась очень эффектно.
«Свет разума» – вот что такое чтение, книги, Библиотека. Тумлис говорил, Тайрин приходит сюда каждую свободную минуту. И танцует.
– Какие-то ритуальные дикие танцы, мастер Гута! На словах великого Ригантэра!
«Я хочу в театр», – сказала она обиженно при Отборе. Сегодня он отправил ее туда. Пусть посмотрит, хотя бы издалека, хоть на минуточку прикоснется к своей мечте. Наверное, эта Тайрин Литтэр, дочь швеи и плотника, восхитительно танцует. Даже ее обычные движения полны грации. И разве чудовища движут ею? Нет. То любовь к красоте, чувство прекрасного, внутренняя музыка. Да и как свет разума достигнет темных закоулков ее души, если она не может прочесть эти слова? Синее на охре…
«Однажды она сможет, – подумал мастер Гута. – Она сообразительная. Сама выучила буквы, научилась связывать их в слова. Жаль только, – он вздохнул, – что мне приходится притворяться злым, чтобы они не раскрыли наш секрет. Страхом вынужден я скреплять мои дары».
– Нам нельзя покидать Рилу, – шипит Бьёке.
– Ой-ой-ой, какие мы правильные! – ёрничает Мэтл.
– Вы что, серьезно? – не верит Аута.
– Ну а что такого? – отвечает ей Тинбо. – Сейчас лето, в городе полно народу, никто не хватится нас.
А Тайрин и слышит, и не слышит их.
Как только Мэтл предложил: «Выйдем за стены Рилы, я знаю где», внутри у нее будто вспыхнул огонь. Это было немного похоже на то давнее чувство, которое обожгло ее, когда она впервые увидела своего новорожденного брата Элту. Но тогда огонь шептал о беде, о чем-то страшном, темном, и кровь Тайрин зажглась диким огнем, и нужно было выплеснуть этот жар, эту беду. И она танцевала с литами в библиотечном зале Приветствий. И спасла брата. А сейчас этот огонь хоть и вспыхнул вновь, но обещал прекрасное приключение, что-то новое, неизведанное, волшебное, как умение понимать буквы и складывать их в слова.
– Да веди уже нас, Мэтл! – выкрикнула она.
Все сразу перестали спорить, уставились на нее, а потом на Мэтла. Он дурашливо отвесил ей поклон и двинулся по Свечному переулку.
Тихие дома с мирно светящимися окнами смотрели им вслед. Никто не окликал их, не спрашивал, куда они идут на ночь глядя. В этот час много молодых людей шатается по Риле, никому до них и дела нет, лишь бы утром все вовремя пришли на работу. Они миновали табачную лавку и свернули в проулок без названия.
– Здесь, – сказал Мэтл, и Тайрин уловила хрипотцу страха и неуверенности в его голосе. Он подошел к городской стене и стал шарить по ней рукой.
– Что ты там ищешь? – прошипела Бьёке. – Потайную дверь?
Мэтл не ответил. На стене темнело какое-то пятно, но никакой двери, конечно, не было и быть не могло. Мэтл нагнулся, и тогда Тайрин увидела: темное пятно – это плющ, который влез по стене. Разросшийся, старый, он казался тверже камня, но все-таки сквозь листья светился воздух ночного неба – там, по ту сторону стены. Тайрин сделала шаг, раздвинула стебли и нырнула в лазейку. Тинбо вздохнул и полез следом, потом и Бьёке с Аутой.
