Те, кто тонет в тишине - страница 21
Но главное, конечно, его глаза. Золотисто-зелёные, глубокие, с каким-то мягким, но пронзительным блеском, который невозможно игнорировать. Они всегда светятся спокойной уверенностью, как будто он знает ответы на все вопросы, даже если я сама всё ещё их ищу. А его улыбка? Едва заметная, чуть лукавая, но при этом такая тёплая, будто он может одной только улыбкой убедить, что всё будет хорошо. У него этот уровень самообладания, которым я просто восхищаюсь. Даже если мир рушится, Лёша стоит твёрдо, и это передаётся всем вокруг.
Его осанка, движения – всё в нём говорит о том, что он привык быть на высоте. Он архитектор, и это заметно: будто и в своей жизни он точно знает, как проложить правильный путь и построить что-то великое. Иногда он мне напоминает тех киногероев, которые спокойно заходят в комнату, и все сразу понимают, кто здесь главный. Вот только Лёша не актёр – он настоящий. И эта его уверенность, простая, спокойная, почти осязаемая, невольно заставляет всех равняться на него.
Но что больше всего меня трогает – это его мягкость. Под всей этой сдержанностью скрывается человек, который всегда готов поддержать, всегда знает, что сказать, и делает это так искренне, что я каждый раз удивляюсь, как он умудряется быть одновременно сильным и добрым. Смотришь на него и понимаешь: вот такой старший брат – настоящая редкость.
Он лучший архитектор, по моему скромному мнению, и это не просто потому, что он мой брат. Его проекты – настоящее искусство, каждое здание будто оживает под его руками. Теперь он в основном живёт в Англии, где ему поступает столько заказов, что, кажется, там его чуть ли не на руках носят. Честно, я не понимаю, что всех наших тянет за границу. Что, в России мало места для творчества? Может, он просто слишком привык к дождливому Лондону и его старинным улочкам?
А я вот точно знаю: никуда не уеду. Здесь мой дом, мои корни, и даже если я стану певицей (а это, между прочим, вполне возможно), то всё равно буду возвращаться сюда, потому что нигде не найдёшь такого ощущения родного тепла. Здесь каждый уголок связан с воспоминаниями, с семьёй, с тем, что делает меня собой. Нет, мне всё равно здесь ближе и роднее, чем где бы то ни было.
– Привет, парни, – он пожимает им руки, затем обнимает меня. – Как дела, Кнопка?
Слава мгновенно выдаёт:
– У Кнопки новый хмырь.
Боже, ну почему он такой болтун?
– Ах вот как? – Лёша немного отстраняется и смотрит на меня с неподдельным интересом. – Он будет на ужине?
– Нет! – слишком резко выпаливаю я, чувствуя, как начинает гореть лицо. – И он не хмырь! Он работает у Дениса Викторовича и просто подбросил меня домой.
– Даже скорее принёс, – вставляет Слава с ехидной улыбкой.
Закатываю глаза. Господи, как же с ними сложно. Ну почему моя семья – это не тихие домоседы, а вот такие вот всезнающие и слишком любопытные родственники?
Смотрю на свою чашку с хлопьями – всё, есть уже не хочется.
– Всё, отстаньте от меня, – говорю, резко вставая. – Я сама разберусь со своими мужиками. И с вами тоже.
Я беру за руку Нюсю, подмигиваю ей, и она весело хихикает. Дети в четыре года – просто чудо, никакой драмы. Почему с братьями так не может быть?
Как только я собираюсь улизнуть к себе, на кухню заходят мама и Милана.
Милана… Если честно, я иногда смотрю на неё и думаю: «Ну как можно быть такой?» Она из тех женщин, которые будто вышли из модного журнала, но при этом совершенно без усилий. Её длинные светлые волосы всегда лежат идеально, даже когда она только что проснулась. А её кожа – словно светится изнутри, будто у неё есть секрет, который она никому не рассказывает.