Она невольно всхлипнула. Гектор отвернулся и смотрел на танкеры. Горе – личное, интимное дело. Он дал ей время взять себя в руки.
– Так что же делать? – спросила она наконец.
– Вы будете делать то, чего они от вас ожидают. Постараетесь надавить на друзей в Вашингтоне, как только что предложили. Мы обманем Зверя. Притворимся, будто ведем с ним переговоры, но вы должны все время помнить, что они тщетны.
Она моргнула и покачала головой.
– Не понимаю.
– Нет такого предложения или обещания, с помощью которых вы уговорили бы их вернуть вам Кайлу. Дайте им доллар, и они потребуют десять. Согласитесь на их требования, и они тут же выдвинут новые.
– Так что же делать? Разве мы сейчас не тратим время зря?
– Нет, миссис Бэннок, мы выигрываем время, а не тратим. Время, которое нам нужно, чтобы установить, где держат Кайлу.
– Вы можете это сделать?
– Надеюсь. Да, пожалуй.
– Если вам это удастся, что тогда? Что будет, когда вы узнаете, где она?
– Тогда я пойду и заберу ее.
Его губы изогнулись в улыбке, которой противоречило выражение глаз.
– Только что вы сказали…
– Я знаю, что сказал. Но между мной и корпусом морской пехоты есть разница. Морпехи бросятся на штурм, как десять тысяч мясников, размахивающих топорами. Я же проскользну, как скальпель хирурга.
– Сколько времени нам нужно выиграть? – спросила Хейзел, и он пожал плечами.
– Месяц, полгода, год. Столько потребуется.
– Год! Вы в своем уме? Я не могу на это пойти. С каждым проходящим днем я умираю сотней смертей. Если мне так плохо, то каково моей малышке? Нет, невозможно.
– Этот взрыв совсем не в вашем стиле, миссис Бэннок. Вы можете на это пойти, и, если действительно любите свою дочь, пойдете.
* * *
Когда дау Камаля была в пятидесяти милях от берега, он передал по коротковолновому радио краткое сообщение:
– Рыба на рифе в десяти милях.
Сразу поступило подтверждение о приеме. Сообщение ждали. Через час быстрый тридцатипятифутовый моторный катер отошел от причала в гавани и направился навстречу дау. Суда встретились. Оба экипажа радостно вопили и размахивали оружием.
– Аллах акбар! Бог велик! – кричали арабы, приплясывая на узких палубах.
Когда между судами оставалась только узкая щель, они начали перепрыгивать через нее, обнимались и топали босыми ногами по палубе. Кайла, сжавшись, сидела в углу надстройки на груде грязных ковров, которые служили ей постелью, и с ужасом слушала этот рев. Одиннадцать дней ей не позволяли ни вымыться, ни переодеться. Кормили раз в день миской риса и рыбы с острым соусом чили, а вода, которую ей давали, была солоноватой и пахла канализацией. Кайлу мучили понос и рвота – результат совместного действия несвежей пищи и морской болезни. Туалетом ей служило грязное ведро, стоявшее рядом на палубе. Выйти на главную палубу, чтобы опустошить это ведро, ей разрешали всего раз в день. Дверь в надстройку распахнулась, и на фоне яркого солнечного света показался силуэт Камаля.
– Вставай! Пошли! – сказал Камаль по-английски с сильным акцентом.
У Кайлы не осталось сил сопротивляться. Она хотела встать, но была так слаба, что зашаталась и ухватилась за переборку. Камаль схватил ее за руку и вывел через дверь на открытую палубу. Она пыталась свободной рукой заслонить глаза от яркого света, но Камаль отбросил ее руку.
– Пусть видят твое уродливое белое лицо!
Он рассмеялся. Кайла была бледна, как покойница, глаза глубоко ушли в темные глазницы. Волосы спутались от пота, грязная одежда пахла рвотой и испражнениями. Моряки с катера окружили ее, выкрикивая ей в лицо религиозные и политические лозунги, дергая за волосы и одежду. Они хохотали и насмехались, прыгали и пели. У Кайлы закружилась голова. Она упала бы, если бы напор тел не удержал ее на ногах.
