Маска. Фотография. Подвески. Ключ.
Неразборчивое письмо, размазанное, возможно, слезами.
Имя, которого она раньше никогда не слышала.
Полицейские, которые спрашивают о неизвестном прежде.
В школе они читали стихотворение о морском чудовище, спящем на дне океана. Мисс Аббелин сказала, что это про секреты, про то, что забыто. Каждая строчка сочилась опасностью – кроме последних:
Он с громким воплем Всплывет и на поверхности умрет[1].
Джульетта до сих пор помнила разочарование от этого финала. Все эти темные обещания, эта медленная, дрейфующая угроза – и в итоге ничего. А вдруг тут то же самое? Вдруг этот клубок смятения, это чувство, будто что-то витает прямо за гранью понимания, распадется, рассеется, вновь оставив ее обыкновенной и одинокой?
Погруженная в эти мысли, Джульетта лишь спустя секунду или две различила шум в прихожей. И тут же запаниковала – накатил безмерный, застилающий глаза страх ребенка, пойманного на запретном. Руки стали неуклюжими, и она дважды уронила ожерелье, запихивая его обратно в шкатулку. Это ей удалось, и она уже ловила ключ на столешнице, но было слишком поздно. Шаги приблизились, и в дверях возникла мачеха.
С обреченным вздохом Джульетта выпрямилась и подождала, когда разразится шторм.
Мачеха подошла к столу и нагнулась посмотреть.
– Стивен всегда запирал этот ящик. – Звучало почти приветливо. – Что там было?
Джульетта протянула ей маску. Клэр взяла, повертела.
– Вы знаете, что это? – К Джульетте вернулся голос.
– Сувенир, полагаю. На память о какой-то другой женщине. – Клэр отдала ей маску, кивнула на фото. – Может, об этой.
Джульетта коснулась пальцами лица женщины на фотографии.
– Вы знаете, кто она?
Мачеха коротко, холодно усмехнулась:
– Мадлен. – И затем, когда сердце Джульетты сжалось: – По крайней мере, ты так думаешь, верно?
Джульетта прикусила губу. Мачеха всегда читала ее как открытую книгу. Это было особенно болезненное унижение. Не успела Джульетта ответить, Клэр стряхнула несуществующую пушинку с рукава.
– Ты спрашивала. Он ее упоминал. Однажды. Когда мы только поженились. Когда… – Ее лицо закаменело. – Не важно. Он назвал меня Мадлен. По-моему, и сам не заметил, а я об этом никогда не говорила.
– Кто она?
– Я же сказала, что никогда не говорила об этом, – резко повторила мачеха.
– Она моя мать?
Пальцы у Джульетты дрожали. Может, одна из отцовских историй о разбитом сердце была правдой. Может, он не мог говорить о ней, потому что было слишком больно. Может… – ее осенила тень надежды, – может, Джульетта слишком напоминала ему о потерянной любви.
Глаза мачехи сузились.
– Перестань.
– Что?
– Я знаю это лицо. Фото, имя – и ты не здесь, сочиняешь сказочку о том, что ты украденная принцесса, а она придет и унесет тебя в замок на том конце радуги. Я слышала, что ты рассказывала девочкам. Чушь несусветная по большей части. Но иногда твой голос менялся, и ты замолкала. Это ты рассказывала сама себе то, что считала правдой.
– Но это не просто сказочка, – возразила Джульетта. – Он хранил ее фотографию все эти годы.
Клэр покачала головой:
– Ты опять. Ты даже не знаешь, правда ли на фотографии твоя мать.
Джульетта вспомнила, о чем спрашивал Мансфилд, – один из тех вопросов, на который нечего ответить, кроме «я не знаю».
– Мое свидетельство о рождении, – сказала она. – Там же указано имя моей матери?
Можно затребовать его у… кто там занимается такими делами, и оно придет в тисненом конверте. Джульетта откроет его и разгладит на столе, и там будет сказано…
