В спальне на кровати лежало разглаженное одеяло, поверх него – сложенное покрывало.
– Не могу сказать, что простыни свежие, но вот постель точно была не заправлена, одеяло валялось, наполовину свесившись на пол.
– Словно он занимался сексом?
– Да, возможно… Или же просто спешил.
– В любом случае мы заберем постельное белье с собой.
Так, что еще? Книга Ульфа Лунделла лежала раскрытой и корешком кверху, теперь же она была закрыта. Едва ли это важно. Или все-таки важно? Возможно, это указывало на умиротворенное состояние духа – мужчина, который коротает время, читая книгу перед сном.
– Если кто-то хотел специально замести все следы, то зачем тогда он закрыл книгу? – задумчиво проговорила Эйра, когда они вышли на лестничную площадку, уступив место криминалистам.
– Может, они читали ее вместе, – заметил ГГ, – до того, как появился преступник.
Эйра рассмеялась. Смех вышел негромким и совсем коротким, но все равно это было облегчением – позволить себе вот так рассмеяться.
– С его бывшей тоже не все ясно, – добавила она. – Женщина отрицала, что он завел себе новую пассию, и вместе с тем пыталась показать, что ей абсолютно все равно и личная жизнь бывшего мужа ее больше не волнует. У меня сложилось впечатление, что она еще не окончательно разорвала с ним отношения.
– Те, кто утверждает подобное, часто врут, – голос ГГ был мрачным, словно он говорил, исходя из собственного опыта. На его лицо набежала тень, сумрак, которого прежде она не видела. Как-то раз во время прошлого совместного расследования он упомянул о желании завести детей вместе со своей новой подругой. Эйре было доподлинно известно, что эта попытка не увенчалась успехом.
– Она дала понять, что Рунне совсем расклеился после развода. Стал больше пить, сорил деньгами, но вряд ли она была объективна в этом вопросе.
– Никто не может быть объективен, – отозвался ГГ, – в особенности тот, кто состоял в браке.
Они заглянули в ванную: до блеска отдраенные пол и стены, запах хлорки, несколько бритвенных принадлежностей, одиноко лежащих на полочке в шкафчике.
– Каждый хочет, чтобы даже после расставания по нему продолжали скучать, – сказал ГГ, выходя в прихожую, чтобы встретить коллег, которые уже стучали в дверь. – Или хотя бы просто вспоминали.
Они обходили дома на Боргаргатан, трезвоня во все двери подряд. Названия улиц в Нюланде свидетельствовали об их былом великолепии. Историками было точно установлено, что сто лет назад здесь говорили на самом лучшем и правильном шведском в стране. Город конкурировал с Крамфорсом за право являться административным центром. Уверенный в своей победе, Нюланд возвел здание суда и проложил улицы, приличествующие большому городу, но в итоге все потерял. Напротив дома, где жил Ханс Рунне, между сохранившимися остатками ржавых рельсов росли одуванчики.
Им удалось сохранить его имя в тайне для СМИ, что позволяло рассчитывать на спонтанную реакцию опрашиваемых, но это ненадолго. Через несколько часов, самое большее через день, имя жертвы станет известно широкой публике, и тогда люди кинутся обсуждать это дело, вспоминать то, что, как им казалось, они видели или слышали, и, мучимые угрызениями совести из-за того, что совсем не знали своего соседа, станут пытаться исказить правду.
Чуть меньше двух лет назад Ханс Рунне вернулся в Нюланд, город своего детства, и купил себе здесь квартиру за тридцать пять тысяч крон.
