Тебя. Сейчас. Очень - страница 14



— Тебе не кажется, что она просто боится? — спросил Лис. — Прошлый раз от Улана её спас Семенюк, и сейчас она паникует, что Улан выйдет, начнёт её искать, а единственный человек, что может её защитить уехал в Питер. Когда истекают два года?

Принцесса задумалась.

— Весной. Кажется, в мае. Или в апреле.

Лис развёл руками: что и следовало доказать.

Принцесса вцепилась зубами в губу.

Он не взялся бы гадать о чём она думает. Мрачные тени скользили по её лицу. Взгляд, словно обращённый внутрь, застыл. Губу она ободрала до мяса.

Динар вытянул из стоящей на тумбочке коробки салфетку.

— Как всё запуталось, — Принцесса промокнула кровь. И тут же забыв, что кровит, потянулась к Лису. Наверное, к тому, что сама хотела уберечь и защитить, хотя Лис предпочёл думать — к тому, где искала поддержку и защиту. Поцеловала Лиса в макушку. Прижалась губами. — К чёрту их всех!

— Согласен, — уверенно ответил Лис и улыбнулся, когда ойкнув, что его испачкала, она поплевала на салфетку и стала стирать с его стриженной почти под ноль головы кровь.

— А это что? — оставшись довольна результатом и взъерошив короткие волосы Динара, Принцесса показала на коробку у его ног.

— Да так, всякие мамины безделушки, — Лис и сам был рад сменить тему. — Старые фотографии, личные вещи, письма.

— Зачем? — удивилась она.

— Мне несколько месяцев не даёт покоя одна мысль, — Лис вздохнул. — Не знаю, может, и глупая. Но какая есть.

— Про маму?

Лис кивнул.

— Всю жизнь я думал, что мать меня бросила, оставила отцу, а сама вышла замуж за алжирца, родила, посвятила себя новому браку. Так, по крайней мере, говорил отец: что мы ей больше не нужны, у неё теперь другая семья. Ну а мне, сама понимаешь, и было-то всего десять, я ничего не понимал. Но сейчас думаю: а что, если всё было не так? Что, если она меня не бросала? Что если так сложились обстоятельства?

— А что заставило тебя так думать? — тревожно нахмурилась его девочка.

— Дневник, — признался Лис.

— Её дневник? — округлила глаза Принцесса.

— Не знаю чей, — пожал плечами Лис. — В общем, перед поездкой в Дагестан мы разговаривали с лидером волонтёрской организации, что много лет занимается спасением людей из рабства, и Алексей, между делом упомянув секс-индустрию, сказал про Алжир, что ещё тридцать лет назад там были очень популярны девушки из России, гаремы с белокожими наложницами, только в отличие от других стран, той же Турции, например, секс-рабынь заманивали не заработками, а «замужеством».

— Ты думаешь твоя мама?.. Думаешь, это было именно такое «замужество»? — ужаснулась Принцесса.

— Нет, Алин, нет. Я понятия не имею, что на самом деле было. Просто это натолкнуло меня на мысль, что может, всё не так, как кажется. И я спросил потом, когда все разошлись, откуда Алексей знает про Алжир: тридцать лет назад ему было пять и он там никогда не жил. Он ответил, что его отец работал журналистом в Алжире ближе к концу Гражданской войны. «Чёрное десятилетие»», «годы свинца» сейчас называют эту войну. Мы с отцом уехали с самый разгар и, к тому времени, как поехал отец Алексея уже прошло лет пять. В Российском посольстве он познакомился с женщиной, переводчиком, тоже из Петербурга, и она показала ему тетрадь. Её нашли в разрушенном взрывом доме. Хозяйка дневника, скорее всего, погибла, но поскольку он был написан на русском, его принесли в посольство, чтобы те отправили родным. Только в посольстве не знали кому отправить. В этом дневнике в том числе было сказано и про гаремы.