– Не сбегу я. Можно хотя бы умыться? Товарищ старшина, войдите в положение. Умывальник в двух шагах.
Старшина о чем-то задумался, видимо о том, не нарушит ли он приказ, выпустив меня в коридор, потом устало сел на свой стул и махнул рукой:
– Давай, только быстро…
Я поблагодарил его и направился к умывальнику, который давно уже приметил напротив свое палаты, открыл кран, зачерпнул холодной воды и умылся. Как хорошо. Кажется, я тысячу лет уже так не делал. Над умывальником висело зеркало. Оно было совсем маленьким, с отколотым правым краем, но это не помешало мне увидеть свое отражение, которое смотрело на меня и издевалось. Конечно, я сейчас выражаюсь фигурально, галлюцинации меня, слава богу, не преследовали, но почему-то стало жутко. Дело в том, что внешне я представлял себя несколько иначе. Как именно – описать сейчас не возьмусь, но отражение в зеркале совершенно точно не совпадало с ожиданиями. Узкий прямой нос, тонкие скулы, глубоко посаженные глаза, морщинистый лоб и неприятный шрам на левой щеке. Да уж, зрелище, самому жутко, не то, что окружающим.
По коридору мимо меня пробежали Марина-кошка и молодой аспирант Василий. Они явно были чем-то озадачены. В руках Василия была большая медицинская сумка. Марина докладывала туда какие-то лекарства, кажется все подряд, какие только находила. Я окликнул ее.
– Марина, что случилось?
Марина на минуту замешкалась, а потом строго спросила, кто разрешил мне встать. По виду аспиранта было понятно, что ему предстоит совершить какой-то подвиг, но он не знает как его реализовать. От этого он покрывался красными пятнами. При этом горели даже его уши. Руки аспиранта тряслись, что было явно заметно даже на почтительном расстоянии, на котором я находился. Внутри меня заныло неприятное чувство. Я не намерен был отступать.
– Что случилось? – отчетливо повторил я свой вопрос.
Марина устало и обеспокоенно посмотрела на меня. Видно было, что информация каким-то образом имела ко мне отношение.
– Оперы на свалке работают, откуда вас привезли. Для Василича вашего «скорую» вызвали, говорят, умирает, а там собака не пускает никого к нему. Андрей Иванович с утра куда-то уехал, Ваську за главного оставил. Вот, поедет сейчас, на месте помощь оказывать. Собаку придется застрелить, если будет мешать. Хотя следователь, который к вам приходил, запрещает пока.
– Василич умирает?! Да как же так? И Тимура убивать нельзя. Никак нельзя! Еду с вами, – решительно обратился я к Василию.
Передо мной встал охранник.
– Это исключено. Возвращайтесь в палату. У меня приказ.
– Сержант, да пойми ты, что сейчас хороший человек умирает. Я могу помочь, я собаку знаю, он меня послушает. Ну, хочешь, позвони Михайлюку, спроси у него разрешения.
Сержант кивнул головой и набрал номер.
– Егор Александрович, разрешите обратиться… Тут…Подозреваемый просится к вам помочь с собакой…Очень настаивает…Никак нет…Да, хорошо, сделаю.
Сержант закончил разговор, а мы втроем неотрывно смотрели за ним.
– Собирайтесь. Только без глупостей. Я еду с вами.
Василий, кажется, облегченно вздохнул и посмотрел на меня с какой-то надеждой и благодарностью. Марина была обеспокоенной.
– Андрей Иванович, меня убьет. Он даже вставать вам запретил, а вы куда-то ехать собираетесь…
– С Андреем Ивановичем я сам разберусь. Марина, поймите, этот человек мне жизнь спас. Я должен.
Марина обреченно вздохнула и протянула мне зимний рабочий костюм.
