Еще одна пара, те самые дядя Сережа с тетей Ирой, вели себя очень скромно, даже незаметно. Иногда они потихоньку переговаривались между собой, а в остальное время только молча улыбались. Если бы я не знала, что они муж с женой, то решила бы, что это брат и сестра, так они были похожи. Оба высокие, белобрысые, с веснушками на нетронутых загаром лицах. Для Тегерана, где без шуток и смеха было бы вообще тухло, они выглядели слишком серьезными.
А вот дядя Володя. Он снял пиджак, расстегнул верхние пуговицы на светло-голубой рубашке и развалился в кресле с сигаретой. Поза у него расслабленная, вальяжная, но не вызывающая, как у некоторых героев в американском кино, когда они изображают «кайф со стаканчиком виски». Мне никогда не нравились светлые глаза, но у дяди Володи они интересные, цвета предгрозового неба. Он слегка улыбается и иногда отпускает шуточки в адрес принца Уэльского. Все-таки дядя Володя шикарный! Может, мне стоит влюбиться в него? Конечно, не так, как Мартышка в Мунрэкера, а потихоньку, издалека? Мне все равно нужен какой-нибудь герой, тогда жизнь становится интереснее. А дядя Володя в роли героя безопасен, потому что для меня он еще менее реален, чем Грядкин. Его я вижу гораздо реже, чем «объект гэ», он не иностранец, как Мунрэкер, и не молодой парень, как Натик. И жена у него красивая, что говорит о том, что у него хороший вкус.
– Понравилось тебе? – спросил папа, когда мы пришли домой. Было уже далеко за полночь, и я ужасно хотела спать.
– Ничего особенного, – пожала плечами я. – Подумаешь, что мясо из барбекюшницы, а выпивка из бутылки с красивой этикеткой! Зато никакой самодеятельности, никаких шуток, сплошная светская тоска!
– Светская что? – расхохотался папа. – Слышала, Ирина? Мы не рискуем вырастить светскую даму, на нее уже сейчас светские рауты нагоняют тоску!
– Зато ее весьма возбуждают бимарестанские гулянки! – отозвалась мама. – Я даже не знаю, что хуже!
– Но вообще-то я спросил, понравилась ли тебе королевская свадьба? – уточнил папа.
– Не знаю, – снова пожала плечами я. – Чарльз страшный, Диана тоже не очень. Платье и карета красивые, да!
– Так странно, – задумчиво сказал папа. – Ты только что впервые в жизни увидела действие, которое могла бы никогда в жизни не увидеть! И такая равнодушная реакция, даже странно!
– При том, что в целом ты впечатлительная девочка, и на какие-то простые вещи можешь выдать неадекватную реакцию! – ввернула свой диагноз мама.
– Ну просто это какой-то другой мир… – попробовала я объяснить свои ощущения.
– Конечно, другой, – подмигнул мне папа, – империалистический!
Мама внимательно посмотрела на меня и вдруг сказала:
– Я, кажется, примерно представляю, о чем ты. На самом деле, какой-то пир во время чумы! Вернее, у них там пир, а у нас-то чума!
– И голодный сытого не разумеет? – догадался папа. – Ладно, девочки и мальчики, ложитесь-ка спать. Будет и у нас свой пир.
Засыпая, я решила, что теперь буду любить дядю Володю. Он высокий, стройный, мужественный, носит красивые костюмы и вкусно пахнет дорогим одеколоном – в общем, вполне годится на роль моего лирического героя.
В начале августа пришло письмо от Оли, написанное ею в июне, во время первой смены в пионерлагере. Подружка сообщала, что в этот раз родители смогли достать ей путевку только в лагерь от какого-то военного округа. Весь персонал в лагере состоит из солдат срочной службы: они работают на кухне, дежурят на воротах и следят за порядком на территории. Только вожатыми им быть нельзя, потому что они совсем молодые парни и заигрывают с девчонками из старших отрядов. Но вожатые у них тоже военные, даже женщины – прапорщицы и офицеры младших званий. Оля писала, что иногда чувствует себя в армии, но в целом ей нравится.
