Тельце - страница 17
– Серега, давай тост! – завопили за спиной.
– Может, потом?
– Когда потом? – ответили ему. – У тебя друг потом уже женится.
– Хорошо-хорошо, вы налейте мне только.
Миша подошел поближе. Посмотрев на него, Сережу пробрала дрожь. Так они и познакомились в школе, на стадионе. Сережа сидел на скамейке и кидал перочинный ножик в землю. Без него нельзя было выходить из дома. Уроки давно закончились, а домой идти было опасно: около его дома в то время собирались местные подростки-металлисты, напивались и били друг другу лица. Слащавого Сережу они приметили давно, и их не стыдило, что он был еще ребенком. За спиной зашуршали кусты, и из них с красными от ягод губами вылез Миша. Увидев у Сережи в руках ножик, тот испугался.
– Ты им обращаться-то умеешь? – спросил храбро Миша.
– Хочешь покажу? – ответил Сережа; ему стало страшно, он не понял, зачем это сказал.
– Давай, – ответил Миша.
– И вот так мы познакомились, – продолжил Сережа, – очень много лет назад, но недостаточно много, чтобы забыть друг о друге.
– Не обошлось без крови, – тихо сказал Миша и парни засмеялись.
– Что я могу еще сказать, – Сережа протер глаза и продолжил. – Ты разбиваешь мне сердце не впервой. Я всегда тебя прощал, ты возвращался. Это было глупо с моей стороны, но с таким другом, как ты, мне хотелось быть полным придурком. Теперь у тебя есть она, за кем надо ухаживать, беспокоиться, беречь. Воспоминания – это все, что останется у нас, я попытаюсь отпустить, но не знаю, смогу ли. Но я надеюсь, что ты всегда будешь помнить. Всегда! Что, если что, рядом буду я, дурак. Ну…
– Сережа, блять, – Слава шмыгал носом, его губы дрожали. – Давайте выпьем. Я сейчас сдохну.
– УРА! – закричали друзья.
Миша не отпускал глаз с Сережи. Он не сомневался, что никто, кроме него, не понял то сообщение, которое Сережа зашифровал в словах; те воспоминания принадлежали только им двоим. Когда мальчишник разбился на компании, и все изрядно выпили, зашатались поддатые, Миша подошел к Сереже. Тот упивался печалью.
– Ты чего?
– А ты как думаешь?
– Понятно все, но не на людях.
– Миша, ты мне в любви клялся, а теперь…
– А теперь я все понял, блин. Все, закрыли вопрос. Ты навсегда будешь моим другом, самым близким, это так. Но иного между нами не будет.
– Да, конечно, – Сережа нахмурился, – узнали бы они, так ты бы другим языком заговорил.
– Даже не думай! – прошипел через зубы Миша.
– Не буду! – ответил Сережа и выпил.
Ему разом поплохело. Обида стиснула зубы. Сережа дрожащими руками потянулся к сигаретам. Один на кухне, он спрятался от остальных, желая сжечь прожитые с Мишей годы. Как одноклассники на них показывали пальцем, как после школы они у него друг друга изучали, прятались от посторонних глаз за гаражами, играя в ножички, руки резали, смешивали коньяк с чаем на выпускной, первый раз употребляли, выносили дорогое с отстойных вписок. И парочки на улицах, кто прячутся от лишних глаз – и они на их на месте были; раскрывали друг другу тайны, откровенничали, не сожалея. А теперь раз – и этого и не стало. «Конечно, – думал Сережа, – это по-детски; он есть, он остается, просто более они не вместе и вынуждены молчать об этом, но почему?» Он воображал, как заходит в комнату, расталкивает пьяных, силой хватает Мишу и целует так сильно, как никогда раньше. После плачет, умоляет передумать и тот, как и положено хорошему кино, соглашается. Но жизнь не кино, по крайне мере – не то. Поэтому Сережа выпил еще рюмку и, не привлекая внимания, забрал свои вещи. Ветер подгонял его домой. Спина, как назло, заболела. На память осталась надпись в лифте, сколько лет она еще продержится?