Тельняшка жизни - страница 33
Мир «закутанный в цветной туман» поплыл перед глазами. Много посиделок с выражениями состоялось, да ничего не поделаешь.
Сергей надумал в отпуск с приходом в Союз. Проездом слепого батю проведать. Ухаживала за ним его же родная сестра. Станичный домишко, садик и всегдашнее горе тьмы. Припоминал просвещение бабки Агафьи:
– Мамка с небушка смотрит, переживает, чтоб бесчестья не сделал.
Расстались мы надолго, до случайной встречи…
На ту пору стал я конторским. Обтрепался. Зарплату скромную и ту месяцами задерживали. Этакий «достойный» финал перестройки, переходящей в перестрелку.
Шёл как-то под вечер. Примечаю на скамейке отличимого парня в красном знаковом пиджаке.
– О, Виктор! – будто из прошлого, воскликнул он. Улыбка та же, жест рукой.
Как?.. Что?.. Где?.. И прочее.
Затащить к себе в гости не удалось. С кем-то стрелка забита. Потом жену встречать с товаром из Турции. По-прежнему морячит. Судовой аристократ – сварщик! То, что не досказал, виделось и так. В преуспевании, пусть крохотном, много суеты. Подбросил в момент до дому на первой своей машинке. И тоже цвета знай наших!
Какое-то беспокойство вошло в меня, непутёвого неудачника.
Ещё раз увидеться довелось. Ничуть не меняемый временем, Серёга заехал ко мне на работу. Одет со вкусом, дорого. Вышли в коридор.
Секретарша по лестнице спускается с бумагами. Зарделась от него по-провинциальному. Сие естественно: Мосеев остров – и Танечка с Бревенника.
В родившейся системе, где делают «бабло», в ходу лестные просьбы. Ну, если что, и тебя выручат. «Звони – порешаем!» Ведь все крутые, продвинутые парни. «Замоталовка» новорусская теперь отпуском называлась. Пообещал он кому-то достать инструмент, чтоб в брусе баньки проделать отверстие.
Пока понапрасну плотницкую пёрку искали, поговорить удалось. Достижений прибавилось: жильё новое, авторитетный БМВ. Сверхплатный доктор-кудесник по скрываемому методу организм «высветлил». Вот только сомнение: Ходить ли в моря? Совсем вспенилась торговля у супруги.
И опять погнал по архиважным…
Ужасное стряслось, непоправимое. Косвенно и от людей начал прикладывать обрывки последнего листика Серёгиной судьбы. Вроде обрисовалось нечто смахивающее на западню.
Написали станичники в святой простоте письмо в Архангельск. Так, мол, и так. Твоя безропотная тётка почила от трудов и годиков. Батя без присмотра долго не протянет. Приезжай.
Беспомощный человек принялся ждать, когда его заберут. В сохранившийся с победы сидор насыпал сушёных груш ребятишкам. Уложил рамочку с фотографией прекрасной казачки. Пусть и не видел, но любил благодарно касаться её дрожащими пальцами. В тряпице – отдельно ордена. Какой казак без наград?! В суматохе отъезда легко растеряться…
…Даже стильные квартирные вещи противились исподтишка. В престижном театрике семейных отношений не поступаются комфортом. За иные фишки благополучия вообще порвут. Это, похоже, дали понять Сергею.
Как-то издалека понял и отец, разом избавляя от себя сына. Грех смертный, но и выбора, эх, нет!
Получившему немой укор с Донщины открылось многое.
Удачная жизнь обернулась дрянью, которую невозможно терпеть…
Дед Дедов
Не так много было на флоте оригиналов. Надумали бы список составить, непременно бы одного стармеха вписали. Свежий взгляд на означенного может принадлежать лишь четвёртому механику. Во-первых, весь он в поле начальствующего притяжения. Во-вторых, только восхищённая молодость способна запомнить. А выложить досконально из давнишнего – беседа под рюмочку подвернётся. Старинный приятель, сам дед по чину, отдал долг благодарной памяти. Осталось всего ничего – перенести устное в печатный вид. «Представление и знакомство, как помню, весьма образно состоялось. Рассматривали мы друг друга в упор. Передо мной мужик взвинченный, нетрезвый, похожий на фронтового комбата, которого достали особисты. Что он во мне тогда видел, сказать затрудняюсь. Сдаётся, уязвлённая его душа с кем-то виртуально контрила: