– Деда! Я… Ах! Мама?
На пороге балкона стоит мама в байковой ночной рубашке. Ну, всё, мне конец.
Одним движением сую «Легенды и Мифы Древней Греции» деду под подушку, тут тусклый свет, может, мама не заметила?
Мама говорит очень громким шёпотом, делая вид, будто старается говорить тихо:
– Что, совсем с ума сошли?! Вы не видите, который час?! Или ваши часы по-другому идут? Что за беседы такие полуночные, я не знаю!?
Деда достаёт из ящика таблетки и суёт их мне в потную ладонь:
– Вот голова у ребёнка болит. Пришла попросить лекарство.
– Пустая голова, от того и болит! – Мама крутит пальцем у своего виска, – Я вижу, у тебя слишком много свободного времени, ни черта не делаешь, не устаёшь и уснуть не можешь. Чтоб сегодня же написала мне сочинение «Творчество Алексея Толстого второй половины двадцатых годов», а я проверю, что ты там понапишешь, и почему твоя голова болела. Всё? Таблетку тебе дали? Пошла отсюда.
Мама, презрительно фыркнув, первая выходит с застеклённого балкона.
– Деда, спокойной ночи, – я выплёвываю таблетку в руку и обнимаю своего дедушку.
– Спокойной ночи, пулим…
У нас в школе переменка. На улице визг счастья. Дети играют, прыгают через скакалку, мальчишки устраивают «куча мала». Я тоже умею через скакалку, но это слишком смешит детей, поэтому я сижу в пионерской комнате под портретом Ильича с героями – пионерами в деревянных рамках и, раскатав по полу красный ситец, пишу на нём широкими плакатными перьями: «Да здравствует 8 Марта!». Обещала завучу, вот теперь и ползаю по полу на коленях, выводя белые буквы на кумаче. Кроме меня здесь шкаф с книгами, стенды с героями Отечественной войны и мой любимый, нарисованный цветными карандашами «ядерный взрыв» около ящика с песком. Над ящиком два треугольных красных ведра и огнетушитель. Я всегда думала: почему вёдра треугольные? Тогда мне Лилия Шалвовна и объяснила, будто у вёдер дно острое, чтоб в случае пожара на землю их не ставили, не ротозейничали, а носили воду и заливали огонь. В центре пионерской комнаты на стене висит Знамя школы из красного бархата, два барабана – один дырявый, и пионерский горн.
– Вот ты где! А я тебя по всей школе ищу.
Мерка пришла! Я всегда рада её видеть.
– А чего так зубной пастой воняет? – Она смешно водит носом влево и вправо.
– Так я ею пишу, вот сказано на тюбике: «Апельсиновая зубная паста». Развожу в воде и пишу.
– Ну, пиши. Я пришла тебе сообщить… Ладно, ты никому не скажешь?
Отрываюсь от срочной работы, удивлённо смотрю прямо Мери в глаза.
– Прости, пошутила. Слушай, ты про «свадьбу» 25 Марта, помнишь вообще? Ну, День Освобождения Греции! Ну? Ну «свадьба»? Ну? Там будут…
– Что «ну»!? Помню, естественно! – Буква «Р» вышла кривая, – что «будут»!? Как ты любишь тянуть резину. Что «будут»? Будут конфеты раздавать?
– При чём тут «раздавать»!? На «свадьбе»… будут… настоящие греки из самой Греции!
Я роняю перо, и оно катится по столу, оставляя пятна зубной пасты на красном ситце.
– Совсем, совсем настоящие?! Прямо из Греции?! Ого! Наверное, похожи на Олимпийских Богов, как античные герои, да? – Какое уж теперь 8 Марта и транспаранты, если греки приезжают?!
– Э-э-э, проснись… те давно умерли. Обычные, простые греки, которые едят в обед макароны, но, возможно, они и красивые, танцоры приедут. С тобой всё ясно… Ты до какой страницы дочитала?!
– При чём тут «страница»!?
– При том, что ещё вчера у тебя с головой всё было нормально. Ладно, дописывай, я пошла, вечером встретимся
