Я посмотрела на Соню. Только она смогла бы прийти в семью убитую горем и, удержавшись от многочасовых рыданий, попросить телефон мертвой дочери и сестры.
Соня молча кивнула. На следующий день она вернулась к Дольче, где мы ее уже ждали, мрачная и расстроенная. Она рассказала нам, что мама Борянки держится только на транквилизаторах, отец каждую минуту хватается за сердце, а брат скрипит зубами и готовится к отъезду в Болгарию вместе с родителями. Он уже несколько лет жил на своей исторической родине, а теперь решил забрать к себе и папу с мамой. Конечно, он прав. Не стоит людям жить в тех местах, где они пережили ужасное горе. Это выматывает душу.
Телефон Андрея мы нашли сразу же. На дисплее Борянкиной «нокии» было зафиксировано сорок пропущенных звонков с его номера. Я взяла «нокию» и нажала на кнопку с зеленой трубочкой.
Мы встретились с Андреем через двадцать минут, назначив встречу на бульваре, возле солидных деревянных лавок, которые стояли здесь последние сорок лет. Эти лавки с узорчатыми чугунными ножками и подлокотниками меняли свой цвет примерно раз в пять лет. Обычно весной. Надо сказать, цвета для покраски лавочек ограничивались холодной гаммой от светло-зеленого до темно-синего. Сейчас лавочки были выкрашены в мой любимый цвет – цвет морской волны.
Андрей подъехал со стороны центра города, небрежно припарковался в проезде между домами и, не разбирая дороги, забыв о всяких правилах дорожного движения, рванул на бульвар через дороги и газоны. Я помахала ему рукой, он подбежал к нам.
Любовник нашей подруги выглядел растерянным и несчастным. Увидев его, я подумала, что, пожалуй, перед нами человек незлой, возможно, даже немного простоватый. Без особых рефлексий, но и не отравленный собственной желчью. И Борянка не преувеличивала – он был очень привлекателен: рослый самец с мощной шеей, прокачанными плечами и длинными ногами. Абсолютно Борянкин тип.
– Так что же случилось? – спросил он, подбегая к нам. – Здравствуйте, я Андрей.
Мы тоже представились.
– Я не понял, она умерла? – стал снова спрашивать он, переводя взгляд своих больших синих глаз с одного из нас на другого.
– Да, Андрюша, – ответила я. – Она умерла. Ее отравили.
Он открыл рот, словно ему вдруг стало не хватать воздуху, и опустился на лавку цвета морской волны. Дрожащей рукой парень нащупал в кармане ветровки сигареты, рассеянно достал одну и застыл на месте, как статуя. Дольче протянул ему огонек зажигалки, Соня ободряюще тронула его за плечо.
Закурив, парень подался вперед, уперся локтями в колени и опустил голову.
– Андрей, – голос Дольче звучал нейтрально, – а скажи, ты ведь женат?
Парень поднял голову:
– Да, моя жена живет в Березовке, у моих родителей. Но я люблю Борянку…
– А Боряна знала о твоей жене?
– Нет.
– А твоя жена знала о Боряне?
Андрей пожал плечами:
– Ира ничего не знала, конечно, но…
– Но что? – так же спокойно уточнил Дольче.
– Но, наверное, догадывалась.
– И ревновала?
Андрей, кажется, начал понимать суть вопросов:
– Вы чего, думаете, моя Ирочка… Да вы спятили! Идите к черту!
Он вскочил на ноги. Дольче сделал шаг и преградил ему путь. Андрей повернулся в мою сторону – я тоже шагнула к нему. Думаю, он легко смел бы нас обоих – меня одной рукой, а Дольче – обеими.
– Андрей. – Мягкий Сонин голос прозвучал в тиши бульвара очень естественно. Парень, насупив брови, глянул на нее. – Андрей, ты немного намутил в своей жизни. Ведь ты женат, но не смог повести себя достойно, а изменил жене. Но ты еще очень молодой человек. У тебя все будет хорошо. А вот у Боряны уже хорошо не будет. Помоги нам хотя бы найти убийцу!
