– Он спешил по делам.
– Ну ничего, может, еще кто в гости заглянет, – вздохнула бабушка, разрезая праздничный торт. – А с кем же ты только что разговаривала?
– С сестрой, я поздравила ее с днем рождения.
– С нашей Арев? О, господи! И как она? Что у нее нового?
– Все хорошо, передавала тебе привет.
– Не сказала, собирается ли в Ереван? Могла бы разок приехать за столько лет, – укоризненно заметила Вардитер.
– Нет, не собирается пока. Не надо больше о ней, ладно?
– Ладно.
Старуха из последних сил старалась сохранять спокойствие, но дрожащие руки и опущенные в пол глаза выдавали ее волнение. Стремительный уход гостя обеспокоил ее, а осунувшееся еще больше лицо внучки говорило о том, что между ней и гостем, а может быть, и сестрой произошел какой-то неприятный разговор.
– Ешь, сртис матах, ешь, – сказала она, протягивая внучке тарелку с кусочком торта.
– Я попозже съем, пока не хочу. Погадаешь мне на кофе?
– И-и-и-щ, что за глупости ты говоришь, какая из меня гадалка?
– Не прибедняйся, ты ведь всем гадаешь. Ну же, погадай.
– Ну ладно, давай. – Старуха нехотя взяла чашку и повертела ее в скрюченных узловатых пальцах. – Хм.
– И что там? – подстрекаемая любопытством, Лусине заглянула в чашку.
– Все хорошо. Я же тебе говорила, что ты поправишься. Вот смотри сама. Видишь, длинная дорога в гору. Тяжелая дорога, извилистая. Кругом камни – препятствия. И тяжелые облака – болезни. И ты идешь по этой дороге. Видишь себя? – Старуха подвинулась ближе и ткнула пальцем в сгусток кофейной гущи, напоминающий женский силуэт.
– Вижу что-то, – ответила Лусине, прищурившись.
– Ну вот, ты уже почти поднялась в гору, а на горе стоит женщина. Видишь женщину в белом? Это доктор, который тебя лечит. А над женщиной чистое небо без единого облачка. Это значит, что она тебя вылечит и небо над нашим домом станет безоблачным. Не веришь – сама посмотри. Я тебе врать не стану, сртис матах.
– Верю, я вижу эту женщину. Только это не доктор, это мама стоит у небесных ворот и ждет меня. Она сегодня приходила ко мне.
Вардитер вздрогнула и разжала пальцы. Чашка ударилась о край стола и, издав щелчок, раскололась пополам.
– Это была не твоя мать, что, я родную дочь не узнала бы? – дрогнувшим голосом сказала Вардитер, стряхивая с юбки кофейную гущу. – Говорю тебе, это доктор. Вот увидишь, все сбудется, как я сказала. Ты пока отдохни, а я отнесу соседям несколько кусочков торта, пусть съедят за твое здоровье. – Вардитер отрезала от торта почти половину и повязала голову платком. – Смотри мне, не смей курить на балконе, – пригрозила старуха.
– Не буду.
– Знаю я тебя, все равно будешь, только не высовывайся, а то соседи увидят, потом позора не оберусь. Лучше уж на кухне кури, – проворчала Вардитер и с оханьем: «Эх, ашхар-ашар[6]», удалилась.
После ее ухода Лусине достала из ящика стола ручку, тетрадь в синей обложке, пошла на кухню и закурила сигарету. В последнее время курение не доставляло ей никакого удовольствия, вызывая головокружение и тошноту. Но многолетняя привычка была сильнее больного организма. Лусине жадно затянулась и взяла в руки шариковую ручку.
20 июня 2008 года
Здравствуй, моя дорогая Арев (зачеркнуто). Ну, привет, сестричка (зачеркнуто). Никогда не думала, что буду писать тебе письма… (зачеркнуто).
К черту приветствия. Я плохо соображаю и не знаю, как начать письмо человеку, с которым я не общалась шестнадцать лет. Шестнадцать лет, Арев, представляешь? За это время мы могли родить детей, вырастить их, выйти замуж и развестись. Мы могли тысячу раз обсудить наши проблемы, могли помириться или поссориться окончательно, мы могли многое…
