Глава 3. Туман. Пляшущие пальцы
…Улыбка медленно сползла с губ, и Туман, открывший было рот для нового окрика: «Ма-ам?», похолодел.
«Не отвечает».
Глянуть на часы. Скрипнуть зубами. И услышать, как с кухни доносится:
Скряб. Тук.
«Опоздал».
Точки и тире, азбука Морзе.
Мачеха.
«Нет. Не поздно ещё!»
Туман бросился в зал и прошипел сестре в спину:
– Алёна, ноги в руки! Сейчас же!
Сестра, что смотрела мультики, подпрыгнула и побелела.
Нет времени ждать: Туман сграбастал мелкую в охапку, отнёс вихрем в комнату и быстрей, пока время не вышло, – бегом на кухню!
С-скряб.
По столу плясали пальцы. Точно не стол это был, а невиданный, музыкальный инструмент. Мачеха («Нет, ещё Мать!») сидела на стуле, опустив голову. Двигались только руки, пальцы.
А рядом с правой кистью лежала недорезанная булка. И нож.
«Не тормози. Начинай!»
Туман аккуратно взял нож за рукоять. Мать не дрогнула.
И тут – скряб! Пятернёй, всеми ногтями по столешнице!
По виску скатилась капля холодного пота.
«Ну, давай же!..»
Кляня себя за нерасторопность, Туман осторожно достал из-за холодильника плоскую коробку и убрал в неё нож. Тихо-тихо опустошил все ящики с вилками и ножами и спрятал всё подальше. За спиной вовсю плясали, стучали… танцевали пальцы.
И вдруг раздался скрип – ножками стула по полу.
«Беги!»
Туман, уже не скрываясь, кинулся прочь; в кухне, позади, грохнуло – стул свалился. Туман вбежал в комнату, Алёнка, с глазами, как плошки, уже дрожала на диване.
Ба-бах!
Дверь хлопнула, точно прозвучал выстрел.
Туман холодными пальцами запер дверь и встал к ней лицом, стискивая кулаки. Силы внезапно кончились, мысли застыли.
А за пределами комнаты…
Туман чувствовал её каждым волоском. Знал, что она уже стоит там. Дышит, ждёт. Быть может, на что-то надеется.
«Нет. Не может она надеяться».
Сзади, ёжась котёнком, всхлипывала от страха сестра. В зале пищали не выключенные мультики.
…А потом в дверь комнаты ударили, застучали. Заколотили и заскребли.
Туман прикрыл глаза. Скоро, вот сейчас…
И крик грянул.
***
Из окна сочился бледный, мертвенный свет. Жирная, раздутая, как жаба-альбинос, луна светила в окно и плевать хотела на тонкую занавеску.
Парень, лежавший на разобранном диване, хмурился во сне: снилось ему что-то нехорошее. Рядом, похожая на эмбриона, спала девочка лет восьми. Из ушей её тянулись провода наушников.
В комнате было тихо, в квартире – тоже.
Но вот блик, что застыл на ручке двери, дрогнул. Зашевелился. В замке тихо щёлкнуло, и дверь открылась.
Какое-то время в проёме было черно. Будто сама темнота смотрела в детскую. Затем что-то порхнуло, мелькнуло… По дверному косяку пробежали пальцы. Самыми подушечками, нежно – как по спящему коту. На луну набежали тучи.
А когда плотное, предгрозовое полотнище раздуло ветром, свет вернулся. Но в комнате уже находился третий.
Третья.
Мачеха прошлась по детской: от двери до окна, от окна – к стеллажу. В её фигуре двигались только ноги да пальцы.
Тук-скряб-тук…
По стене, по корешкам книг. Тихонько, чтоб не разбудить спящих.
Скряб-вжих…
Мачеха шагнула и замерла у дивана. Голова её склонилась на бок.
Вот парень и девочка, брат и сестра. Беловолосые, беспомощные… Два ангелочка.
