Дом № 17 этого просто так не оставит, поддержал Елизарова председатель домкома Адамов. На ближайший понедельник он назначил внеочередное заседание. Не в последнюю очередь, заявил он, следует выяснить, как уникальное изделие попало из запертого буфета в комнате Елизарова на общую кухню. Если во время заседания не удастся безошибочно установить виновного, то он, председатель домкома, лично привлечет к делу милицию и, если понадобится, НКВД.
Большинство жильцов еще до заседания подозрительно присматривались к странной личности из комнаты № 2. О Босом и без того поговаривали, что он скопил миллион рублей или по меньшей мире четыреста долларов – следовательно, способен на антисоциальный вандализм. Женька тоже склонялась к этой версии.
Наверное, Босого незамедлительно передали бы властям, если бы субботним вечером осколками не занялся Кластушкин. Натренировавшись собирать мозаику, он в два счета сложил грузовики, которые везли размахивающие знаменами бригады на строительство канала. К началу заседания аккуратно склеенная тарелка красовалась на кухонной полке.
Женька сообщила домкому, что этот факт дает основание подозревать Кластушкина в совершении преступления. Председатель домкома Адамов похвалил ее за сообразительность. Елизаров благодарно кивнул и попросил занести в протокол, что отважный поступок Женьки напоминает ему подвиг пионера-героя № 1 Павлика Морозова. Кластушкин устало покачал головой. Сделанный после его заявления о невиновности звонок подтвердил, что в предполагаемое время совершения преступления механик чинил попавший в аварию трамвай, обеспечивая беспрепятственное проведение первомайских торжеств, и за это он скоро получит орден (и все в таком духе). Женьке велели идти играть с другими детьми.
Заседание комитета еще несколько раз принимало неожиданный оборот, но детей в это не посвящали. Только когда Адамова освободили от должности, а все обстоятельства дела были переданы наверх, новость быстро облетела двор. Поиски реакционера-диверсанта, уничтожившего декоративную тарелку, зашли в тупик – вероятно, потому, что следственные органы уже выбивались из сил, пытаясь остановить бурный поток обскурантов и саботажников.
Женька не позволила неудачам сломить себя. В ее глазах это было частью обучения, проверки сил и возможностей. С тех пор она еще тщательнее изучала распорядок дня жильцов, записывала в дневник заслуги, странности и тайные делишки каждого. От идеи использовать коврик у двери как штемпельную подушку для сбора отпечатков подошв пришлось отказаться, когда после серии экспериментов ее хорошенькие кожаные полусапожки пришли в негодность, а саму Женьку выпороли.
•
В конце лета 1948 года Женька попала на практику к судебному следователю Сарычеву. Она сразу обратила на себя внимание благодаря обширным знаниям, способностям и тому, что стремилась поддерживать и повышать свой уровень. На всякий случай удостоверившись в отсутствии препятствий относительно юридической стороны и классовой принадлежности, Сарычев лично переговорил с начальником отдела кадров. Он намеревался после различных курсов повышения квалификации подготовить секретаря к работе на непаханном поле их общего дела. Для начала он перевел Женьку из канцелярии к себе в приемную. Там она помогала следователю и достигла еще больших высот. Женька вела протоколы допросов, которые ловко соотносила с разрозненными уликами, благодаря чему по многим делам уже в приемной можно было готовить ордер на арест.
