– Ты так думаешь? – оскорбился Огайра, на которого посмотрели, как на княжеский придаток.
– Убеждена.
«Вояки – везде вояки», – подумал про себя маг, перестав поддерживать щекотливую тему, тем более что они уже подходили к горгуфьему озеру.
Его заговоренная, никогда не замерзающая вода, ласково манила маслянистой гладью. Утреннее солнце уже тянуло к ней свои робкие лучики, играя на поверхности яркими бликами. Истан и Круст, никогда прежде не бывавшие в Каовелье, восхищённо озирались по сторонам.
– Буди лилулай, – сказал маг Таймару, и тот легонько, провёл рукой по её щеке.
Девушка поморщилась, вытянула губы трубочкой и нехотя открыла глаза.
– Просыпайся, Тэри, – хриплым, но на удивление ласковым голосом проговорил князь, от чего у Огайры окончательно всё в голове смешалось.
Когда Вольгер показывал ему картины прошлого, в которых Таймар путешествовал вместе с лилулай по Кохаре, он до последнего не верил, что они правдивы. Маг подозревал, что учитель дурачит его, подсовывая подретушированные образы его нового протеже. Теперь же Огайра собственными глазами видел, как трепетно этот грубый убийца относится к этэри.
Конечно, лилулай и вепрям была на удивление хороша, и что самое чарующее, нежна, как небесное облако и сказочно хрупка. Такие девушки редко оставляют сильных мужчин равнодушными, их хочется защищать, оберегать, спасать ото всех и конечно ласкать и желательно не только взглядом.
Если бы Огайра не имел «удовольствие» видеть личную жизнь Таймара во всех её подробностях, то он нисколько бы не удивился его поведению. Но маг знал, как князь обходился со своими женщинами, которые в свою очередь были рады исполнять любые его прихоти, лишь бы он только бросил на них хотя бы один взгляд.
Таймару нравилось подчинять себе людей. Он наслаждался их преданностью. Раболепство, с которым его солдаты и наложницы заглядывали в его глаза, было сладостным хмелем для самовлюблённого князя. И от тех, и от других он ждал полного подчинения, не терпел препирательств и самоуправства. Лишь не многим выделившимся, тем кто доказал свою состоятельность, Таймар доверял и позволял самовольничество и то в допустимых пределах. Все же прочие должны были пресмыкаться, угадывать его желания, прежде чем он о них подумает, и сносить приступы ярости, как неотъемлемую часть его натуры.
Таким Огайра видел нового ученика Вольгера Грута. А сейчас у горгуфьего озера стоял совсем иной мужчина. Всё такой же сильный и властный, но проявляющий удивительную нежность, шокирующую его самого, как сумел понят маг.
Таймар осторожно поставил Китэрию на землю, поправил её плащ, потом достав кинжал, срезал тонкую обуглившуюся прядь волос лилулай и аккуратно убрал их под оторванный от подола кусок материи. Этэри на удивление мага безропотно принимала все его ухаживания, и даже не вздрогнула, когда он достал кинжал и поднёс к её голове. Она стояла этакой сказочной, зачарованной принцессой. Ещё не отошедшая ото сна, румяная от княжеского тепла, и беззащитная… Настолько беззащитная, что сердце сжималось в готовности броситься и, обернувшись её щитом, уберечь от всего, включая и опасного князя.
Огайра встряхнул головой, отгоняя шальные мысли. Напомнил себе, что женат. Потом вспомнил перекошенное злобой лицо Тары, поморщился. Напомнил себе, что он отец, что Юна почти ровесница Китэрии и пошёл подтягивать к берегу ладью.
