аком велел отправляться в конюшню, шепнул что-то в мохнатое ухо и, наконец, скрылся в дверях двухэтажного бревенчатого дома. Следом торопливо юркнули обе дочери купца, побледневшая до синевы Лилька, которой все это ужасно не нравилось, и решительно поджавшая губы повариха.
В доме, куда староста определил гостей, было опрятно, сухо, тепло, но как-то тоскливо. Не грел огонь в очаге, не трещали весело поленья, не томился в печи горшок с тушеным мясом, не слышался гомон детских голосов. Даже вездесущие мухи сновали под потолком так тихо, будто боялись привлечь к себе внимание.
Милейшая донна Арва вошла внутрь с таким видом, словно намеревалась грудью перекрыть все входы и выходы и, если понадобится, любимой скалкой так отходить возможных налетчиков, чтобы мерзкие твари навсегда зареклись связываться со невинными дамами, к которым она, безусловно, причисляла и себя.
– Почему печь не топлена?! – с ходу накинулась она на обомлевшую от такого напора хозяйку.
Усталая, измученная постоянными тревогами женщина в застиранном сарафане аж подпрыгнула на месте от неожиданности и испуганно обернулась к гостям.
– З-здравствуйте…
– Я спрашиваю, почему у тебя печь не топлена?! – грозно придвинулась дуэнья. – Девочки с дороги, устали, да и помыться надо, а тут даже воды нет!
– Тише, тише, драгоценная моя донна, – отозвался вместо нее Белик, направившись к лестнице, ведущей на второй этаж. – Просто в деревне кончаются дрова, и милая женщина не может оказать то гостеприимство, которого вы, несомненно, достойны. Дерево в этом сезоне идет на вес золота, а с едой и вовсе беда. Скажите, сударыня, когда вы в последний раз нормально ели?
– Н-не помню… – сдавленно прошептала женщина. – Месяц уже, как волки проходу не дают. Муж на охоту выйти не может, зерна в этом году еще нет, овец и почти всех кур задрали, корова осталась одна-единственная, да и ту в доме приходится держать. А сына… моего Митяя…
У нее вдруг сорвался голос, и грозная толстуха сразу сдулась: давить на измученную страхами женщину было, по меньшей мере, низко. Переменившись в лице, Арва поспешно закрыла рот и отвела глаза, бочком протиснувшись в дверной проем. Белик же спрыгнул с нижней ступеньки и совершенно неожиданно обнял задрожавшую от пережитого женщину, усадил на ближайшую лавку и сочувственно погладил напряженные плечи. Хозяйка безвольно обмякла и, не выдержав, всхлипнула, а затем разрыдалась в платок – тихо, обреченно.
– Не знаю, сколько это еще будет длиться… дети уже не встают с лавок… только вчера еще один малыш погиб… полгодика всего… совсем кроха. Остальные тоже слабеют, но терпят, потому что если начнут падать мужчины, не выживет никто. Их только и кормим… а волков с каждым днем все больше. Каждую ночь уже приходят, скребутся снаружи, дома подрывают, кого достанут – задерут, но никогда не едят. Просто убивают. Каждый раз, когда наступает утро, кого-то одного. Будто издеваются…
– Какой ужас! – вздрогнула Илима и, присев рядом, порывисто обняла плачущую женщину. – Не бойтесь, с нами идут хорошие воины. И эльфы, а лучше них нет никого во всем мире. Они непременно помогут, да и мой отец не оставит в беде. Честное слово!
– Эльфы? – хозяйка неверяще подняла заплаканные глаза. – Настоящие?! Да зачем мы им…
– Они отличные воины! И не останутся в стороне, когда гибнут невинные люди! Белик, скажи! Они ведь не бросят нас, правда?
