Тёмные времена II. Искры черного пламени - страница 4

Глядя на взметнувшееся пурпурное пламя, возносящее души погибших к тем богам, в которых верил каждый из них, император задумчиво качнул головой, недоумевая, что же сподвигло рыцарей напасть на приграничные территории Империи, да еще и с такой жестокостью. Темные давным-давно отгородились от Светлых Земель, практически не имели с ними контактов, кроме нескольких торговых договоров.

«Когда реальный враг исчезает, сознание начинает губительную войну против иллюзорного, и это станет началом конца, который перевернет сущность Мира».

Латгардис сощурился, вспоминая строки древнего, уже забытого пророчества безумного мага, жившего многие века назад, и сердце глухо и тревожно бухнуло, подтверждая догадки Темного Властелина.

– Выезжаем, – бросил он, взглянул на жирный пепел кострища и сел в седло. – Уже темнеет, рыцари скоро станут беспомощней котят – надо нагнать их до того, как они встанут лагерем на ночь. Негоже заставлять гостей ждать.

Воины сноровисто вскочили на лошадей, выстроились в привычный порядок, заведенный в этом отряде, и вперед умчались два разведчика. Враги были обнаружены через два часа бешеной скачки. Они не особо торопились, будучи уверенными в своей безнаказанности, и передвигались неспешно, берегли лошадей и ничуть не опасались останавливаться на ночлег на враждебных землях. Латгардис с отрядом настигли их, когда те, весело переговариваясь, расседлывали коней и готовились ко сну.

Сумерки – самое опасное время, так же, как и часы перед рассветом. Это та самая граница, когда время становится неподвластным Свету, когда Госпожа Тьма вступает в свои права: мягко, крадучись, стелется тихими шорохами по засыпающей земле, шепчет ласковым ветром среди толстых стволов вековечных деревьев, тенями струиться за спиной, сгущается в чернильные силуэты за спинами беспечных жертв. А в шелке сумерек мелькают фигуры с гротескными чертами измененных лиц – оскаленные клыки влажно блестят в пастях, а желтые звериные глаза полны ненависти.

– Двадцать пять, из них двое – магистры, – коротко доложил неслышно возникнувший рядом с Латгардисом ругару. – Наши воины на позициях.

Император ухмыльнулся. Внутри все горело от сдерживаемой ярости и желания ощутить, как жизнь врага обрывается под острым лезвием клинка, и он едва заметно кивнул головой.

Рыцари в ужасе повскакивали со своих мест, хватаясь за оружие, когда полный бешенства кровожадный вой прокатился по небольшой поляне, на которой они столь удачно обосновались. Опомниться вторгшиеся на чужие земли не успели – стремительные тени налетели на них, блеснув в отсветах заполошно заметавшихся костров короткими широкими клинками. Схватка, закипевшая посреди леса, больше походила на бойню сродни той, что была устроена в приграничной деревеньке. Коротко рявкали арбалеты засевших на деревьях стрелков, меткими ударами выбивающих противников, тонко пели крепкие лезвия, впивались между сочленениями доспехов и отворяли кровь. Голова кружилась от тяжелого металлического привкуса в воздухе, и ругару обращались полностью, вцепляясь в глотки врагов зубами, отбрасывали мечи в стороны и разрывали на части голыми руками растерянных и не готовых к нападению людей.

Император двигался быстро и уверенно, орудуя двумя длинными изящными клинками, которые чаще можно было встретить у представителей народа амисто – впрочем, этой технике его когда-то обучал Рин. Она прекрасно подходила для внезапных нападений, когда враг бестолково мечется, и его движения, ответные удары и попытки защититься слишком хаотичны, чтобы рассмотреть хоть какую-то систему в атаках – а именно такое поведение и может сбить с толку, промедление – стоить жизни. Его противники даже не успевали понять, что произошло, до того, как сталь с влажным клекотом вгрызалась в грудь, не давая дышать и двигаться. Мужчина с волосами, подобными пламени, вихрем пролетел по стану врага, в ярости не задерживал удары, повергал рыцарей одного за другим. До тех пор, пока кажущееся хрупким лезвие не столкнулась со сталью и не брызнуло искрами. Латгардис увернулся от свистнувшего в дюйме от головы меча, отделавшись лишь отсеченным клоком волос, кувыркнулся, пропуская над собой торопливо выпущенный арбалетный болт, и взвился на ноги, разворачиваясь к противникам.