Ещё здесь имелся махонький санузел с унитазом, душевой кабиной и раковиной, стенной шкаф, письменный столик – маленький, практически парта первоклассника – и табуретка. Как и кровать, остальная мебель тоже оказалась приколочена.
– Ну шо, Полинка, придётся нам здесь куковать, пока твои мозги окончательно не отъедут.
Я проигнорировала ехидный голосок паука. В который раз уже. Он фыркнул и принялся плести паутину над дверью.
«Без чувств» я промучилась двое суток. Это позже стало известно, сколько именно, ведь кроме слуха и зрения ещё и ощущение времени потерялось. Только мысли остались – сначала панические и практически бессвязные, потом беспросветно суицидальные. Если честно, первые мгновения я вообще думала, что умерла. Ну, инсульт, например, или аневризма. Никто же не знает, что с нами после смерти происходит. Может, мы как раз так её и проживаем: в виде мыслеформы несёмся сквозь безвременье в никуда.
Но обошлось. В первую очередь вернулись тактильные ощущения и восприятие тела в пространстве. Рядом всё время находился Денис – я его, как бы объяснить… чуяла? Нет, неподходящее слово. В общем, я просто знала: муж рядом, это он держит меня за руки, обнимает, укладывает в кровать, усаживает в машину, везёт куда-то.
А сегодня глюки неожиданно рассосались, и я увидела себя здесь, в этой палате. Рядом Денис, под потолком – паук.
Физиологические проблемы – ерунда, с ними можно жить. А вот живая и активная галлюцинация – это чистая психиатрия, что гораздо страшнее. Ну не существует же этот восьмиглазый нахал на самом деле! Хотя он до ужаса реален. Пару раз ловила себя на мысли, что видения не могут быть настолько настоящими.
– Не волнуйся. Скоро придёт лечащий врач, всё решим, – сказал Денис и добавил: – Пойду лицо ополосну.
Едва он скрылся за дверью туалета, в палату вошёл Булавко, незнакомый врач моего возраста и медсестра.
– Полина Святославовна, как хорошо, что кризис миновал, – одними губами улыбнулся Евгений Сергеевич. Глаза же смотрели холодно, даже разочарованно. – Напугали нас. Что же вы, а? А ведь уговаривали ещё и срок наблюдения уменьшить. Хорошо, что вреда никому причинить не успели. Нам теперь предстоит выяснить, как долго вы водили меня за нос, сколько симптомов скрыли во время предыдущего пребывания в этих стенах.
– Что вы! Ничего не скрывала! – прижала я руки к груди. – Просто дома узнала о неприятностях, вот и…
Булавко поджал губы и опустил взгляд в планшет с историей болезни. Я обиделась было, а потом поняла, что он в своём праве. По идее, его сейчас будут всякие комиссии трясти: шутка ли – выписал пациентку, а её нужно было к психам определять!
– Уважаемая Полина, возможно, с сегодняшнего дня ваш лечащий врач – я, – сказал второй врач. – Повторюсь: возможно. Сейчас мы определимся, какое отделение вам нужно – психиатрическое или нейрофизиологическое. Если второе, вы вернётесь под крыло Евгения Сергеевича. Если первое – что ж, придётся вам какое-то время провести в нашей дружной компании.
– Всё, Поля, кранты тебе. У этого выражение лица, как у дохлой мухи, он тебя просто так не выпустит, – захихикал паук. Я бросила на него гневный взгляд.
– Что такое? – сделал стойку доктор, чьего имени я не успела выяснить. – Куда вы посмотрели?
– Никуда, – как можно спокойней пожала я плечами. – На звук отреагировала. В санузле муж руки моет, уронил что-то, наверное.
