Tempus - страница 29

– Майкл тоже вернется к обеду, – радостно сказала женщина.

– Надеюсь, не в компании бутылки? – спросил Мэтью.

– Вот же паршивец, – пожурила его миссис Никсон, но затем серьезно ответила:

– Будем надеяться, что нет.

Лиззи метнула в сторону парня уничтожающий взгляд, но тот проигнорировал его.

Семейство Никсонов тоже сильно изменилось за прошедшие годы: оно стало намного меньше. Маленький Джим умер спустя два года, как в доме появился Мэтью, и миссис Никсон очень тяжело переживала эту потерю. Но будучи маленьким трубочистом, у него не было больших шансов дожить до совершеннолетия, хотя, услышав эти слова, Мэтью и впал в ужас от такого хладнокровия. Эта трагедия была в семье не последней – менее года назад ушел в мир иной мистер Никсон, наконец-то утопившись в бутылке. Он замерз до смерти, выйдя в одной сорочке ночью за выпивкой. Эту утрату семья пережила намного лучше – сильно опечалился только Майкл, который уже давно следовал за отцом по этому пути, прикладываясь к бутылке каждый день. Из всей семьи Майкл был больше всех похож на отца – то же словно опухшее лицо, нависшие веки и большой нос, а также манера громогласно смеяться и говорить. Но миссис Никсон спускала ему все то, за что уже давно бы зашибла Мэтью, ведь он оставался ее единственным любимым сыном. Он трудился рабочим на заводе и в те редкие моменты, когда не пил и не буянил, был относительно послушным к словам матери.

А Мэри… ну что Мэри? Уже столько лет она работала на улицах, и красота ее, рано распустившаяся, быстро увядала, она меняла одного покровителя за другим, и по словам Лиззи, не любившей говорить о сестре, сейчас сожительствовала с каким-то мужчиной, который также помогал ей «в поиске работы».

Сама миссис Никсон, когда зрение ее ослабло и она более не могла вдеть нить в иголку, перестала шить и стала брать стирку, но теперь часто жаловалась на то, что болит спина (но украдкой, чтобы услышала только Лиззи). Да и потеря ребенка, а затем мужа сильно сказалась на ней – она стала часто болеть, могла подолгу сидеть без дела, размышляя о чем-то со странным выражением на лице, словно тишина, воцарившаяся в доме, сдавливала ее в свои объятья. Ее характер с возрастом стал мягче, а сердце – словно еще больше, дойдя до крайней степени всепрощения и понимания (особенно в отношении Майкла), хотя она продолжала ворчать. Мэтью было грустно видеть ее такой, но кроме как деньгами и своей компанией он ничем помочь не мог, хотя часто видел озабоченность Лиззи из-за матери.

Может быть, именно из-за подобного окружения у Мэтью выработалось отвращение к алкоголю. Он курил, но скорее из-за юношеской привычки, чем от удовольствия – совсем не так, как смолил Майкл: тот любил сесть на пороге дома, неторопливо свернуть сигарету и закурить, и так сидеть с полчаса, глядя на босоногих мальчишек, лужи грязи и редко проходящие кэбы.

– Сегодня была такая прелестная служба, – проговорила Лиззи. Она редко открывала рот для пустой болтовни с Мэтью, но с матерью любила поговорить. Да и та оживлялась только в присутствии ее и Мэтью. Правда, если Лиззи действовала на нее, как лекарство от скуки и тяжелой жизни, то на Мэтью она смотрела с толикой подозрения, словно ждала, что он выкинет какое-нибудь коленце.

Стоило девушке заговорить о церкви, мысли юноши вернулись к той женщине. Он и сам не мог понять, что зацепило его в ней, но в душе зародилось смутное ощущение знакомой тревоги. Может быть, он когда-то возил ее в омнибусе? Но такая дама вряд ли будет ездить на подобном транспорте. Видел в какой-нибудь лавке? Но откуда чувство опасности? Неприязнь, возникшая между ними, также казалась иррациональной – ведь они встретились впервые. Он был точно уверен, что никогда не видел ее лицо, но…