Тень Брата - страница 17
– А шо будет делать с цацкой этот большой человек в Москве? – задал вопрос Яша.
– А я знаю? – удивился Гриша. – Жинке, наверное, подарить хочет.
– Ботай дальше, Гриня, – серьезно скомандовал Леня.
– Ну, так вот… – послушно продолжал Крамер, – цацку везет сам посол. В Одессе он, скорей всего, не задержится, сразу полетит в Москву. Как его обчистить, этого я не знаю. Вам видней. А вот как продать цапку – это ко мне.
– Ты уверен во французе, шо хочет купить вещь? – спросил Леня.
– Я ж тебе говорил, Леня, на все сто уверен! Не первый год с ним работаю.
– Когда приезжает курьер? – начал выведывать детали Ворон.
– В том-то и проблема! – вздохнул Гриша. – Никто не знает, но говорят, шо со дня на день должен быть.
Леня задумался, Яша продолжал выспрашивать у Гриши незначительные детали, Зива молчала. Наконец, собравшись с мыслями, Ворон выдал:
– Мы стащим эту цацку у посла. Когда он приедет, узнаем сегодня же. – Он отпил чай и продолжил: – Встречаться с французом мы не будем. Ты сам передашь ему вещь, заберешь башли и отдашь нам. Только имена не вздумай ляпнуть наши, Гриня! Смотри у меня!
– Да ты шо, Лень! Я ж все понимаю! – возмутился Гриша.
– Долю с наших башлей хочешь или как? – продолжал Леня.
– Мне бы лучше от вас… – промямлил ювелир. – А то ж… валюта… опасно это! А вы рубли мне дадите сразу.
– Идет, – согласился Леня. – Тогда тему делаем вчетвером. Получаем равно, расходы вычтем, делим по пятой части. Одну пятую отдаем в общак блатным, на общее воровское. Помощь, может, кому в зону отправят, ну или еще что…
– Два миллиона франков! – внезапно послышался голос Зивы. Все удивленно посмотрели на молчавшую все это время девушку, а та решительно продолжала: – Или триста тысяч долларов. Хочет – пусть рублями дает! Триста тысяч!
– Но… это же… много! – возмутился Гриша. – Вы представляете, шо это за деньжищи? Да на них можно всю Молдованку купить…
– Послушай сюда! – твердо заявила Зива. – Если твой француз дает миллион, значит, готов дать и два. Ценность этой цацки не в камнях. Это ж антиквариат! Музей любой страны отвалит за нее и пять миллионов! Так шо не рыпайся и скажи своему барыге, шо два миллиона берем… Это если франков.
Леня улыбнулся и добавил:
– Она тему базарит, Гриня! Француз твой шо за фраер? Может, к другой хевре обратиться?
– Да нет! – махнул рукой Гриша. – Какой там фраер… так, еле-еле поц какой-то! Не пойдет он ни к кому. Надо два, скажу два, мне ж лучше!
– Ну вот видишь, Гриня, – подытожил Яша, – скоро вся Дерибасовская будет твоя. Цацки свои продавать иностранцам будешь.
– Скажешь тоже, – скромно заулыбался ювелир. – Ладно, ребя, я побежал?
– Давай, – кивнул Леня. – Вечером во дворе поботаем, шо к чему!
Едва Гриня ушел, как Яша с жаром выпалил:
– Леня, шоб меня покрасили, но там зреют огромные башли!
– Ша, Яша, – хладнокровно остановил друга Леня. – Надо все красиво сделать! А то загремим в Одеколон!14
– Как мы узнаем, когда приедет до Одессы тот посольский поц? – спросила Зива.
– Узнаем, – интригующе улыбнулся Леня. – Пойдем в «Братиславу», тут по Маркса два шага до Дерибасовской. Там точно узнаем.
Яша с Зивой переглянулись, довольные, что Лене пришла в голову такая отличная идея. Ресторан «Братислава» на Дерибасовской был пристанищем моряков, где они каждый день напивались, торговали и делились информацией. Спустя двадцать минут троица уже входила в заведение, в котором, несмотря на то что вечер только начался, было уже весело и шумно. В большом зале старого, можно даже сказать старинного, ресторана «Братислава» за накрытыми белыми скатертями столами сидели небольшие компании. В основном это были мужчины, но попадались и женщины, как правило, легкого поведения. Певица на сцене выводила под лихой аккомпанемент ансамбля популярную тогда «Червону руту» Софии Ротару. Две вызывающе одетые девушки отплясывали на танцполе. К ним пытался пристроиться сильно пьяный мужичек лет пятидесяти, который больше шатался, чем танцевал. Подбежавший метрдотель хотел было уже сказать, что свободных столов нет, но Яша опередил его, ловко сунув ему в карман пятирублевую купюру. Усатый, толстый мужчина мгновенно расплылся в улыбке и вежливо произнес: