Он еще в Москве понял, что Вера стесняется своей худобы. В Сочи они уже успели пару раз побывать на пляже, и Коля заметил, что у Веры старомодный закрытый купальник унылого блекло-синего цвета, не то застиранный, не то выцветший. Коля заявил, что у нее идеальная фигура для бикини, и потащил покупать купальник.
Вера сопротивлялась и отнекивалась, клялась, что она вовсе не ломается, просто… У нее не хватило слов, и на глазах выступили слезы. Коля осушил их поцелуями и все-таки настоял на своем. Они пошли в магазин – уже тогда, в начале 90-х, подпольная спекуляция и полукустарные кооперативы начали заметно сдавать позиции коммерческим магазинам – и выбрали купальник. Коля хотел купить по крайней мере два, но тут уж Вера уперлась, и они взяли один, зато этот один он выбрал сам.
Результат превзошел все его ожидания. Когда они пришли на пляж и Вера сбросила сарафан, у него от восхищения сам собой открылся рот. Бело-розовые полоски купальника, как лепестки лотоса, прильнули к маленьким, но округлым и крепким грудям и обрисовали прелестную задорную попку.
Увидев, как он смотрит на нее, Вера страшно смутилась и обхватила себя руками. Коля со смехом заставил ее разжать руки и принялся уверять, что она прекрасна, целуя все попадающиеся под губы кусочки кожи, хотя Вера отчаянно старалась увернуться. В конце концов он просто обнял ее и прижал к себе, тихонько поглаживая по волосам, пока она не успокоилась.
Он уже и сам жалел о затее с купальником. Ему было трудно, чертовски трудно сдерживаться, и это началось со дня приезда в Сочи. Да нет, началось еще в Москве, просто в Сочи стало еще тяжелее. Жара, близость ее почти обнаженного тела… Чтобы снять неловкость, он предложил пойти искупаться. Вера привела его на пляж военного санатория, где работала ее мать. Пришли они в «тихий час», когда, дурачась, предположил Коля, «их превосходительства отдыхают», но даже в этот час жаркой южной сиесты на пляже были люди.
Впрочем, дело было не в этом соблазнительном купальнике и даже не в чужих людях, не обращавших никакого внимания на парочку, целующуюся на пляже. Окажись они сейчас на необитаемом острове, Коля попал бы в точно такое же положение. Он хотел ее, страстно хотел, но его обуревали вполне понятные сомнения. Она наверняка девственница, это сразу видно, и наверняка не умеет предохраняться. Конечно, он может взять это дело на себя, но… Стоило представить, как он будет натягивать резинку на глазах у Веры, ему самому становилось мучительно стыдно. Она не поймет. В ее глазах это будет выглядеть слишком расчетливо и хладнокровно, а может, и отвратительно. Он боялся оттолкнуть ее. Наверное, лучше подождать немного, решил Коля. Слишком уж она хрупкая и впечатлительная. Кроме того, на него подсознательно давило присутствие Вериной матери, и он не сомневался, что на Веру оно давит еще больше. Вот через месяц, говорил он себе, когда они уедут в Москву, это будет совсем другое дело…
Но он не выдержал. Они поехали кататься в горы и, оставив дяди-Витину машину у придорожной закусочной под присмотром какого-то Алихана, «верного человека», по словам Веры, жарившего шашлыки на свежем воздухе, пошли гулять в лес. Здесь было чуть прохладнее, чем внизу, но едва приметная тропинка, петлявшая между деревьями, упорно шла вверх. Добравшись до прогалины, они оба немного запыхались.
Отсюда открывался изумительный вид на Мацесту. Любуясь панорамой, Коля и Вера подошли к самому краю обрыва. Стоя позади нее, обнимая за плечи, он вдруг ощутил ее всю целиком, «от гребенок до ног», как говорил Пастернак, и потерял голову.
