Нет, он до самого конца был с ней бережен и нежен, старался ни в коем случае не напугать, но он увлек ее на траву, и она не оказала сопротивления. Он спустил тоненькие бретельки сарафана и стал целовать хрупкую развилку ключиц, нежную ямочку у основания горла, потом скользнул ниже, к маленькой, упругой груди, так дразнившей его на пляже.
Вера покорно принимала его поцелуи, немного ежась от смущения, и ахнула, попыталась прикрыться, только когда он развел ей колени и приник губами к самому заветному месту, где она была беззащитна. Коля поднял голову, заглянул в ее громадные от испуга глаза. Ему безумно хотелось доставить ей это наслаждение, ему хотелось быть прямо там, на месте, когда она впервые ощутит эту пульсацию. Но сначала надо было ее успокоить.
– Ну, что ты, глупенькая, это не страшно и не стыдно. Не бойся. Все будет хорошо, поверь мне. Тебе понравится, вот увидишь.
По ее тонкому лицу прошла судорога, она вся напряглась, заставляя себя лежать смирно.
– Нет-нет, расслабься, – велел ей Коля, – иначе ничего не получится. Ну, доверься мне. Это не больно.
Он целовал ее там и чувствовал, как она невольно подается ему навстречу, захваченная неведомым ей ранее ощущением острого блаженства. Кровь прихлынула к ее нежному лону, она раскрылась, как цветок, и, когда она была уже на грани, он вдруг оторвался от нее, накрыл своим телом и одним ударом проник глубоко-глубоко внутрь. Содрогания первого оргазма потрясли ее, почти заглушили боль, а может быть, боль усилила оргазм. Она стала двигаться вместе с ним, сперва неуклюже, но потом поймала ритм и, когда он опять заглянул ей в глаза, улыбнулась ему.
– У меня получается, да?
Коля тоже улыбнулся и поцеловал ее в ответ. Они сплетались в первобытном танце, древнем, как сама земля, над ними синело небо, тихо шелестела темная, сочная листва южных деревьев, и горный воздух, сладкий, как родник, звенел голосами цикад.
Позабыв обо всем, он излил в нее всего себя, а она приняла его и не отпускала, даже когда последняя дрожь утихла. Потом они оба замерли и долго лежали неподвижно.
Когда они оделись, кое-как привели себя в порядок и стали спускаться вниз на дорогу, Коля заметил, что Вере трудно идти: она слегка прихрамывала, ей словно что-то мешало. Он осторожно обнял ее.
– Будет немножко больно, но это скоро пройдет. Пожалуй, дня на два, на три нам стоит притормозить, хорошо?
– Хорошо, – согласилась Вера.
– У нас ведь масса времени впереди, – утешил ее Коля.
На следующий день вернулась из поездки в Дагомыс ее старшая сестра Лора.
* * *
Вмиг весь дом заполнился ее голосом, ее вещами, которые она разбрасывала направо и налево, запахом ее духов, ее присутствием. Звучное имя Лора, как Коля потом узнал, она выкроила из более прозаического Елена путем сложных трансформаций, но пока он только сидел в сторонке и наблюдал.
Она была настолько не похожа на Веру, что Коля даже усомнился, родные ли они сестры. Лора была еще выше ростом, в отличие от Веры имела при себе верные «девяносто – шестьдесят – девяносто», ее волосы, видимо, умело подкрашенные и, уж конечно, не заплетенные в косички, спускались ниже плеч густой золотистой волной. В ее хорошеньком задорном личике проглядывало какое-то простодушное нахальство. Словом, Коле показалось, что она немного напоминает молодую Брижит Бардо. Он сразу понял, что имели в виду французы, называя такие личики «minois chiffonnå» – «пикантная мордашка».
