Он снова налил себе и Гермею вина. В походах ябгу[50] пил только кушанское вино, из винограда, выращенного в долине Сурхандарьи.
Затем продолжил:
– Мы друзья. Между нами не должно быть секретов. Моему положению сейчас не позавидуешь. Я слишком увлекся походом на юг, а тем временем тохары у меня за спиной перешли Хисарский хребет и сожгли Ланьши, столицу асиев. Племенной совет ничего больше не решает. С востока движется армия Раджувулы, сатрапа Матхуры, он уже дошел до Сиркапа[51]. У меня только два пути: вернуться назад, чтобы забить землей рот сихоу[52] тохаров, или дать отпор Раджувуле, а потом продвинуться вниз по Синдху. Выбрав Синдх, я получу новые земли и подданных, но потеряю исконные территории асиев вместе с родовым поместьем отца – Халчаяном.
Внезапно побагровев, он ударил кулаком по столику. Ритоны зазвенели, а полог шатра сразу приоткрылся – внутрь заглянул обеспокоенный телохранитель.
Гермей с пониманием смотрел на друга, на его лице не дрогнул ни один мускул – он слишком хорошо знал Куджулу и понимал, что вывести того из равновесия может только действительно серьезная причина.
Справившись с яростью, кушан снова заговорил:
– Сам понимаешь, придется вернуться. Но я тебя прошу… Если есть хоть малейшая возможность закрепиться в Семиречье[53], это надо сделать. Иначе Раджувула дойдет до Капиши. У него развязаны руки после того, как он заключил мир с Гондофаром. Куда он двинется дальше, одному Фарро известно. Возможно, в Бактру…
Куджула на мгновение замолчал, глядя Гермею в глаза.
– Ты сможешь?
Тот спокойно выдержал взгляд друга. Много лет назад Куджула – тогда еще кушанский царевич – спас его от смерти на скачках. Подосланный Гондофаром фарсиван тайком подрезал подпругу седла. Кожаный ремень порвался, когда Гермей мчался во весь опор, из-за чего он едва не погиб. Куджула вовремя подоспел, схватил за хитон, остановил лошадь…
Македонянин отделался переломом стопы. Но дело даже не в том, что он обязан кушану жизнью: копыта чужих коней не должны снова топтать мостовые Бактры. За свободу полиса отдал жизнь Деимах. Сын обязан продолжить дело отца.
Он задумался.
Потом принялся рассуждать вслух:
– Со мной пришли четыре тысячи гоплитов[54] – все они свободные граждане Бактры… Сотня катафрактов – немного македонян осталось в живых после восстания… Полторы тысячи союзников, конных бактрийцев, с дротиками и луками. Еще почти полная ила[55] карийцев. Рабов я освободил, ты знаешь, поэтому половина из них ушла. Но те, что остались, будут сражаться за меня насмерть… Еще пару тысяч наемников наберу среди греков Капиши. Из них сформирую отряды пращников и туреофоров[56]. Думаю, что…
Тут он посмотрел на закусившего губу Куджулу и с нажимом сказал:
– Точно справлюсь, не сомневайся! Эллины учли ошибку, которую Эвтидем совершил в битве с Антиохом Великим на реке Арий. Мы больше не нападаем беспорядочной лавой.
– Хорошо, – с заметным облегчением сказал кушан. – Наделяю тебя правом собирать пошлины за провоз товаров в Семиречье и Бактриану. Теперь ты мой соправитель, на бактрийской земле от Амударьи до Синдха не будет никого между нами – только ты и я. Освоишься – вам, эллинам, не привыкать, потому что со времен Эвтидема власть в Бактрии всегда делили соправители.
Друзья обнялись. Выходя из палатки, Гермей на миг остановился. Обернувшись, тепло посмотрел на Куджулу.
– Я помню скачки Анахиты…
