Таким Алиса его еще не видела. Как будто не спал всю ночь. И пил. Перегаром действительно несло за версту.
- Это я во всем виноват, - сказал он каким-то жутким замогильным голосом, глядя сквозь нее стеклянными глазами.
Стало так страшно, что захотелось немедленно убежать. Не просто выбежать из квартиры, а бежать, бежать, не останавливаясь, через весь город. Лишь бы подальше. И она даже сделала шаг назад, но словно какая-то сила подтолкнула вперед.
- Паш… - Алиса неловко обняла его.
Он сгреб ее, жадно целуя куда попало, расстегивая пуговицы на блузке. Потащил за руку в комнату, так быстро, что она чуть не упала.
- Паш, только осторожнее, - шептала она, пока он срывал с нее одежду и раздевался сам. – У меня еще… никого не было.
Посмотрев мутным тяжелым взглядом, Паша толкнул ее на кровать, даже не сняв покрывала. Навалился сверху всем весом, вошел резко и грубо. Алиса вскрикнула от боли.
- Паш, не надо, - умоляла она, пытаясь оттолкнуть его, вырваться, но тот не слушал и все сильнее вколачивал ее в матрас.
Алиса рыдала в голос, била его кулаками по спине, пыталась царапать, но добилась лишь того, что получила хлесткую пощечину. Наконец, гортанно вскрикнув, Паша скатился с нее и спихнул ногой на пол.
- Убирайся, - процедил он сквозь зубы. – Все из-за тебя, блядь! Ненавижу!
Захлебываясь слезами и морщась от боли, Алиса собрала с пола вещи и выбежала в прихожую. Быстро оделась, схватила сумку. Замок никак не хотел подчиняться дрожащим пальцам. Уже выскочив на площадку, она услышала, как рыдает в комнате Паша – глухо и безнадежно.
Надя бродила по своей новой квартире из угла в угол, как зверь по клетке. Ну, не по своей, конечно, но… кто знает. Пока все складывается по плану. И неважно, что радости никакой от этого нет.
Вам что нужно, Наденька, шашечки или ехать? Вот, значит, и ехайте. И не нойте, что без великой любви. Как раз тот случай, когда ради жирной рыбки приходится сесть на… известный мужской орган, не получая от этого самого органа никакого удовольствия.
Собирая накануне вещи, Надя то и дело отгоняла от себя две радикально противоположные мысли. В голову лезло, что тут есть какой-то подвох. Ну не может такого быть – чтобы дьявол исполнил ее желание, да еще и никакой платы за это не взял. И даже о душе сказал, что на фиг она ему нужна. Мол, душа человеку не принадлежит, значит, и отдать ее тот не может. Надя во все эти религиозные бредни не верила, но… на всякий случай побаивалась. Мало ли! А если развел ее хозяин ротонды, как малолетнюю дурочку? Может, еще не поздно дать задний ход?
Но тут же этот страх отгонялся совсем другим: а что, если Андрей передумал? Ну да, хорошенькая девочка, свеженькая, но разве мало таких? С его-то баблом – иди по улице и любую выбирай. И не только по улице. Ну переспал с ней разок, вернулся домой и подумал: а оно мне надо? Бери любую давалку, и нет нужды ее содержать. Достаточно букетика и ресторана разово.
Однако Виктор приехал ровно в шесть вечера. Поднялся в квартиру, забрал ее сумки. С самым непрошибаемым видом, но Надя прекрасно понимала, что он о ней думает. Это напоминало какую-то ментальную изжогу, кисло шибающую в нос.
И это я тоже переживу, стиснув зубы, подумала Надя.
Уже надевая кроссовки, она спохватилась, зашла на кухню и написала матери записку:
«Мама, не сердись. Я переехала. Со мной все будет хорошо. На связи».
