Сам Кроунхэм понятия не имеет, что происходит с его картиной, и, мне кажется, в этом он вполне искренен. Но то, что с ней происходили чудеса, и чудеса страшные и трагические, – это точно.
– Как вы понимаете, – Стоун перевела дыхание, – это здесь самый известный пример. Наверняка есть десятки менее известных. И еще наверняка – есть случаи, где картины играли свою роль, но люди, с которыми случалось что-то необычное, об этой роли просто не подозревали… Наверняка.
Потемкин слушал, подперев голову рукой. Пока даже не спешил приводить в порядок мысли и ощущения. Убивающие картины? Поджигающие картины? Что же теперь – нанимать в Группу специалиста по эзотерике?
Стоун уже давно молчала, отхлебывая чай, а Олег все сидел, не двигаясь, занятый своими мыслями. Эми ему не мешала… «А она – умная женщина, – подумал Потемкин. – И, видимо, хороший профессионал».
– Вы передохнули, – сказала Стоун негромко. И Олег тряхнул головой и посмотрел на нее с благодарностью. – Если на сегодня хватит – давайте разговаривать о погоде, о чае или о фильмах – или еще о чем вы захотите. Я, честно говоря, очень боюсь вас перегрузить.
– Не перегрузите… Заказать еще чаю?
– Мне – нет. Вам – если хотите. Продолжаем?
Потемкин кивнул, побарабанил пальцами по столу:
– Только учтите, что я скорее всего через день-другой вам еще позвоню…Так сказать, по мере осмысления.
Но Эми его, кажется, не услышала.
– Вот я вам рассказала истории. Интересные. Забавными их, правда, не назовешь, но, во всяком случае, драматические. Это был, так скажем, фактический материал. А теперь давайте займемся теорией. Вы хоть и полицейский, но производите впечатление человека, который способен рассуждать на отвлеченные темы и мыслить соответственно.
– Я не полицейский…
– Вот я и говорю! А суть в чем? Дело не в пожарах и несчастьях – давайте забудем о них на минутку. Дело в том, как влияет искусство на нашу жизнь. – Стоун прервала мнолог и провела рукой по столу черту, как бы выделив важность сказанного. – В том, что искусство как-то на нее влияет – не сомневается, думаю, никто. Это общее место, расхожая истина. Но мы всегда негласно считаем, что это влияние – позитивное. Картина может внушать душевный покой, умиротворение, радость. Вызывать ощущение счастья и беззаботности. С этим никто не спорит, верно? Есть картины – у того же вашего Мунка, скажем, – элегические. «Меланхолия» – очень сильная работа. И вот тут возникает простой вопрос: если искусство способно влиять на жизнь позитивно, в чем, кажется, никто не сомневается, почему мы не учитываем способность искусства влиять на жизнь негативно? Нет, я сейчас не говорю о фашистских или коммунистических попытках приклеить на художников определенного плана ярлык «дегенеративных», хотя эти попытки и характерны. Ведь пути передачи энергии от человека к человеку нам неизвестны, а уж тем более неизвестны нам законы и пути передачи этой энергии через произведение искусства. Через музыку. Через стихи… Через полотна, пейзажи, портреты, работы художников, в частности.
Стоун посмотрела на Потемкина:
– Судя по тому, какой отстраненный у вас вид, я понимаю, что рассказала вам что-то интересное. По крайней мере, что-то, о чем вы раньше не задумывались. Признаюсь, я довольна.
– А вы думаете, ваш добрый знакомый Брет Леборн состоит в некоторых сношениях с дьяволом? – улыбнулся Олег.
– Любой настоящий художник имеет какие-то отношения… уж не знаю с кем. С потусторонним… Брет – настоящий художник, сомнений нет. Хотя… – Эми помедлила, – многие считают, что он губит свой талант ширпотребом. Хотя, с другой стороны, у него и ширпотреб талантливый. Ответила я вам?
