– У тебя есть выбор, – с жаром сказала я мужу.
Ни друзья Мэтью, ни его семья не собирались использовать меня в качестве инструмента давления, чтобы заставить его поехать во Францию.
– Да. У меня есть выбор. И я выбираю тебя. – Он провел большим пальцем по моей губе.
У меня сердце ушло в пятки. Значит, он все-таки решил поехать в Сет-Тур.
– Не делай этого! – взмолилась я.
Я боялась произнести лишнее слово, чтобы не выдать, из какого времени мы явились. Там Филипп давно был мертв, и я представляла, какой пыткой станет для Мэтью новая встреча с живым отцом.
– Филипп говорил мне: моя судьба – найти себе истинную пару. И когда я встретил тебя, мне не оставалось иного, как принять решение, сделанное судьбой. Но одного моего принятия мало. Каждый момент, до самого конца жизни, я буду выбирать тебя, ставя этот выбор выше отца, выше своих интересов и даже выше интересов семейства де Клермон.
Губы Мэтью прижались к моим, погасив все возражения. Поцелуй был самым убедительным аргументом.
– Значит, решено, – тихо заключил Галлоглас.
Продолжая глядеть на меня, Мэтью кивнул:
– Да. Мы с Дианой вместе поедем домой.
– Приготовления к вашему путешествию мы возьмем на себя, – сказал Уолтер. – У твоей жены уставший вид, а поездка в это время года будет не из легких. Вам обоим нужно хорошенько отдохнуть.
Друзья Мэтью переместились в гостиную, оставив нас одних. Но мы и не думали ложиться спать.
– Я надеялся, что наше пребывание в тысяча пятьсот девяностом окажется не таким, – признался Мэтью. – Оно виделось мне куда спокойнее.
– О каком спокойствии ты говоришь? Конгрегация, суды в Берике, королевская разведка, Рыцари Лазаря… И все требуют твоего внимания.
– Принадлежность к Конгрегации и мое положение шпиона должны были бы помогать, а не чинить препятствия. – Мэтью посмотрел в окно. – Я думал, мы переместимся в Олд-Лодж, вдова Битон охотно возьмется тебя обучать, мы разыщем в Оксфорде манускрипт и через несколько недель покинем шестнадцатый век.
Я прикусила язык, чтобы не указать Мэтью на недочеты в его стратегии. Уолтер, Генри и Галлоглас и так весь вечер тыкали его носом. Но он все прочитал у меня на лице.
– Я проявил близорукость, – вздохнул Мэтью. – Дело не только в том, что я не сумел правдоподобно объяснить твое появление, и даже не в ограждении тебя от ловушек вроде судов над ведьмами и войн. Я переоценил свою память. То есть я помню общую канву своих действий на королевской службе и событий, касающихся Конгрегации. Помню контрмеры, которые осуществлял в интересах отца. Но из памяти выветрились подробности. Например, я знаю дату, но не помню, какой это был день недели. А это значит, я не уверен, кто из посланцев должен появиться в этот день и когда ожидать следующей почты. Я был готов поклясться, что простился с Галлогласом и Хэнкоком еще перед Хеллоуином.
– Дьявол всегда прячется в деталях, – произнесла я известное изречение.
Я провела по засохшему следу, оставленному слезой Мэтью: несколько пятнышек возле глаза, тоненькая полоска на щеке.
– Удивляюсь, как я сама не подумала, что твой отец может прислать тебе письмо.
– Я сам ждал его письма со дня на день. Всякий раз, когда Пьер приносил почту, я внутренне сжимался. Но сегодня курьер уже приезжал и ничего не привез. Если честно, меня вышиб из колеи отцовский почерк. Я совсем забыл, какую твердую руку имел отец в прошлом. Когда в тысяча девятьсот сорок четвертом году мы привезли отца из нацистского лагеря, его тело было настолько истерзано, что даже кровь вампира не помогала. Филипп был не в состоянии держать ручку, а ведь он так любил писать. Представляю, каково ему было видеть собственные неразборчивые каракули.
