Тень «Райского сада» - страница 3

– Зинаида! До якой шухер шкандыбаем? – тихо, сквозь зубы рявкнула та на нее, намеренно загораживая путь.

– Там Петр Иваныч кричит, – Зина попыталась обогнуть соседку, но не тут-то было – в бок ей впился чей-то ржавый велосипед. – Ему плохо! Помощь нужна.

– Ха, плохо! Шоб нам так хорошо не было, как до него плохо! А ну засохни как столб под цугундером! – Тетя Валя была грозной, как дождевая туча. – Глаза б мои за твою дурную башку не шкрябались! А ну бикицер до комнаты – и ша! До кого за воздух трясу!

– Да вы что?! – от удивления глаза Зины полезли на лоб. – Ему же плохо! Он на помощь звал! Я врач!

– Ой, шоб высохли мои тапочки! Она таки-да дохтор! – Тетя Валя хмыкнула. – Да ты курья башка, шо свой тухес под такой шухер подставляет! Да за цей гембель всунешься, не долго будешь дохтором! Сиди как мышь засохшая до своей халабуды, и такое мне ша сделай, шоб ни одна кура не посинела!

Голос соседки звучал бодро, весело произносил привычные с детства слова, но была в этой веселости такая страшная, непредсказуемая трагичность, от которой у Зины сразу перехватило горло… И вдруг показалось, что больше нечем кричать.

Руки тети Вали дрожали. И, перейдя от слов к делу, она резко толкнула Зину назад. А затем решительно впихнула в комнату и вошла следом сама, придерживая дверь.

– Сиди тут, и уши об дверь не шкрябай. Никаких променадов за тот свет! – Тетя Валя стояла в дверях, загораживая проход. – Все, кончено. Гембель встал поперек горла. До него как до Боженьки – далеко, и горло не долетит. Жалко швицера старого. Беззлобный был, халамидник. А вот за тебя я в ощип не дам! Жизнь – она не грош под грязью, шоб топтаться тута – заходи, хто хочет. Дохлой курой быть мало радости, шая ты, за любой шухер недоученная! Знаю, до чего говорю. Сиди, как мышь недошмаленная. И не ори, как конь! Сейчас такое ша надо делать – шоб ни за кого!

– Вы думаете… – Понимание пришло резким ударом, и кровь отхлынула от лица Зины.

– Пыхтелку вонючую на резинах видела за окно? – Тетя Валя перешла на едва различимый шепот. – То-то же и наше вам здрасьте! Если уж за него пришли, ты-то за шо? За такой бикицер тебя зацапают – и все, пишите картины маслом! На кладбище. Ты мне ша сиди, и за комнату ни одним копытом! Дохтор!

Выскользнув в двери, тетя Валя растворилась в темноте коридора. Дрожащими пальцами Зинаида заперла дверь на замок и рухнула на кровать. Крик больше не повторился. В квартире стояла пугающая мертвая тишина. Но Зина прекрасно знала, что никто из жильцов не спит. В тишине было слышно, как мучительно стучит ее сердце.

Резкий звонок раздался как гром. Это звонили ей. Вскочив, Зина едва не задохнулась от ужаса и буквально окаменела. А в комнату продолжали настойчиво и резко звонить.

Оглушительный звук, казалось, заполнил пространство сразу со всех сторон – звонок нажали во второй раз, в третий. А Зина все не могла сдвинуться с места, ужас парализовал ее волю и мысли.

В коридоре послышался шум. В эту ночь никто в квартире, понятно, не спал. Ужас притаился в каждой трещинке потолка в коридоре, в прямоугольниках паркета на полу, в тенях стен. Ничего не оставалось – только умирать от страха, слушая, как ночью кто-то звонит в дверь. Это был вестник беды – страшный звук ночного звонка, несущий самое плохое, без всякой надежды на спасение.

Потом она увидела тень. Резкую черту на полу. Именно это вырвало Зину из оцепенения, из страха, охватившего всю ее душу. Сдвинувшись с места, она заставила себя открыть дверь комнаты и выйти в коридор. Медленно пойти к входной двери, замерев, словно в ожидании приговора.