Тень Роксоланы - страница 5

Третий день капитан думал – как бы девчонку эту себе оставить. Затеряется ведь в султанском дворце. Да и зачем она султану? У него в гареме тысячи гурий, к чему там нужна тощая нескладеха?

Но вот беда – девчонка ведь уже собственность султана! Как забрать? Разве что… ну ведь могла она помереть в дороге? Мало ли, на море качка, болтанка, не выдержала. Молодая, слабенькая, вот и померла. А то и вовсе за борт упала. Хотя нет, за борт нельзя. Скажут ведь потом, что недосмотрел за грузом, накажут сурово.

Капитан вновь вздохнул. Пустые мечтания. Объявить мертвой тоже нельзя. Обязательно найдется кто-то из команды, кто донесет. За награду – точно донесут. Тогда не просто накажут, а голову с плеч снимут. Еще бы! У самого султана посмел украсть! Покусился на его собственность! А жаль девчонку-то… пропадет она в султанском гареме, как есть пропадет. Но вообще странное дело: все девушки, что назначены для султана, как на подбор – статные красавицы, ходят плавно, бедрами покачивают, будто лодки у причала. А эта – совсем другая. Почему ж ее выбрали? Может, есть в ней что-то такое… этакое… о чем не положено знать простому капитану фелуки. Его дело маленькое – груз доставить в целости и сохранности, сдать по описи во дворце Топкапы, да привезти расписку с печатью Валиде Султан своему хану. А рассуждать о красавицах не положено. А уж тем более – мечтать об одной из них. Даже если она вовсе не красавица. А может, именно потому, что не красавица.

Капитан сам не мог понять что же так привлекло его в этой соплюшке. Он видывал всяких красоток, и совсем юных, только-только начавших ощущать в себе женское естество, и роскошных женщин, жарких, как пески Аравии, и множество нежных рук обнимали его, лаская в низкой духоте капитанской каюты. Но прекрасные глаза гурий быстро забывались, их лица сливались в мутное пятно, тела казались одинаковыми, оставалась лишь память о ласках, но и она была невнятной, однообразной. А эта нескладная тощая девчонка, которую он вез в великолепный Стамбул в подарок молодому султану от его родственника по материнской линии, крымского хана Гирея, вгрызлась в душу так, что капитан постоянно чувствовал, как сосет под ложечкой, будто от голода, и хотелось вновь и вновь видеть ее смешливое круглое лицо, озорную улыбку и яркое пламя непослушных волос.

Капитан от всей души пожелал, чтобы Аллах принес с попутным ветром счастье и удачи этой девчонке. Пусть ее паруса никогда не опадают и не знают штиля! Иншаллах!

Девчонка же, о которой печалился капитан османской фелуки, корчила рожи в трюме, развлекая товарок. Только что она закончила обедать, и пустая миска валялась на полу. Девчонка иногда подталкивала ее ногой, выбивая звонкую дробь, аккомпанирующую представлению. Она то чирикала воробьем, то ухала совой, то начинала скакать по-беличьи. Девушки смеялись, хлопали в ладоши, забывая о муторной качке и подтухшей, теплой воде. А насмешница уже передразнивала капитана, закатывая глаза вверх и скребя остренький подбородок пальцами, будто выискивала что-то в несуществующей густой бороде.

Она находилась в том счастливом возрасте, когда девочка только-только начинает превращаться в девушку и еще не знает, что делать с быстро растущими руками и ногами, для чего природа наполняет ее тело удивительным и странным теплом, от которого в глазах появляется призывный блеск, а у кожи – дивная шелковистость. В это время девочки становятся совершенно нескладными, в них появляется угловатая нелепость, и чем больше эта угловатость – тем на большую красоту впоследствии можно рассчитывать. Но девочки об этом не знают и стыдятся своей нескладности и наливающейся женским соком груди. Они краснеют, смеются и плачут невпопад, но затем чуть не мгновенно происходит чудо – длинноногая и длиннорукая девчонка, в прыщах и царапинах, вдруг превращается в очаровательную девушку, от которой мужчины не могут оторвать глаз, удивляясь лишь тому, что раньше не заметили в ней этого очарования.