Дженни опомнилась через час. Наверно, она так и просидела с открытым ртом.
– Тони, по большому секрету сообщаю: в следующий раз, когда вы пожелаете развлечь подобной историей молодую девушку, вы можете заодно ее изнасиловать – она не заметит. Вы гениальный рассказчик.
– Я умею держать аудиторию, – скромно потупился Тони.
– Уважаемый Энтони Сан-Джайст! Не знаю, кого и за что вы умеете держать, но вам надо читать лекции в университете.
– В ноябре меня пригласили на маленький курс лекций. Я выступал в Беркли, Стенфорде, Ю. Си. Эл. Эй, в университете Южной Калифорнии.
– ???
– У меня академический отпуск. Вообще-то я преподаю историю Французской революции в Сорбонне.
– Что вы делаете в Париже?
– Я француз.
О-ля-ля! С французами она еще не спала! Планировался легкий флирт с подтянутым английским джентльменом, чтоб заполнить паузу. Но вон как все поворачивается. Такой интересный человек ей до сих пор не попадался. Профессор! Лекции в Стенфорде и Беркли! Даже Кэтти не поверит, а поверит – уйдет в очередную депрессуху. И между прочим, мировая скорбь в его глазах исчезла. Профессор смотрит на нее, как преданный пес, умная псина, хорошая.
– Я развелась с мужем, – сказала Дженни. – Мой муж…
И выложила все про мужа (почти все) на блюдечке с голубой каемочкой. Исповедоваться постороннему – плохой признак, знала по опыту. Но Тони уже не был для нее посторонним или потусторонним. И она простила ему сентенцию: «Счастье, что у Эли есть отец. Не вмешивайся в их отношения» (это она вмешивается? Джек появляется раз в неделю, как красное солнышко, а так у него нет времени на ребенка!), приняв ее за элементарную мужскую солидарность. Ничего. Постепенно поймет, что происходит. Мы тебя вымуштруем, профессор. К ноге, верный пес!
Она припарковала машину у дверей его гостиницы.
– Спасибо, девочка, мы провели прекрасный день.
– Я отобрала у Джека ключи от дома. Мне пора. Скоро они должны вернуться. Когда я свободна – готова работать у тебя шофером.
Три минуты молчания в эфире. SOS! Спасите наши души! Она его не провоцировала. Само получилось. Они поцеловались. Видимо, это было неожиданно для Тони. Он смутился:
– Пардон. Я не знаю, как теперь целуются.
«Поклянись, – сказала она себе, – что ты не будешь его обижать».
Но сначала она обиделась на Тони.
Как и все советские эмигранты, которые хотят скорее стать американцами, Дженни старалась не общаться с русской средой. Однако Элю она отдала в русский детский сад, половина ее бебиситтеров были русскими бабами, и дома она говорила с дочерью по-русски. А иначе девочка забыла бы родной язык. И вот, вообразите: после работы Дженни заезжает за Тони в гостиницу, потом вместе они берут Элю из детского сада (импозантная фигура профессора вызывает соответствующие комментарии у русских воспитательниц), в машине Эля трещит как пулемет (по-русски), по дороге прихватывают Галю или Клаву, беседа на вольные темы – Тони безмолвствует. Лишь когда они едут в город (в ресторан или гулять по пешеходному кварталу в Санта-Монике), Дженни слышит безукоризненный английский Энтони Сан-Джайста. Так продолжается до субботы. В субботу Дженни оставляет Элю и Тони на детской площадке в парке («Ты с ней справишься?» – «Справлюсь». – «Уверен?» – «Шур!»), а сама отправляется в женский спортивный клуб через дорогу. Полтора часа жесткого тренинга на снарядах, четыреста метров кролем в бассейне. Уф, наконец-то Дженни чувствует себя в форме. Дженни спешит в парк. Издалека видит, что Тони с Элей сидят на скамейке, к ней спиной. Порядок. Дженни подходит поближе, и у нее темнеет в глазах. Тони рассказывает сказку, Эля послушно внимает. Ничего удивительного: Тони мастер заговаривать зубы. Удивительно другое: профессор Сан-Джайст свободно чешет по-русски, без акцента.
