«Девятого мессидора в двенадцать часов дня к зданию Тюильрийского манежа подлетел покрытый пылью экипаж. Кучер резко осадил, так что лошади вздыбились и даже несколько подались назад. Из экипажа выпрыгнул молодой человек в дорожном сюртуке и, поправив упавшую на лоб прядь длинных волос, быстро пошел к дверям, возле которых, как и всегда в часы заседания Конвента, стояло человек двадцать – просители, зеваки, любопытные. Вход в здание манежа охраняли два национальных гвардейца. Рослые ребята, исполненные чувства собственного достоинства, они, прислонившись к стене, снисходительно слушали любезности, которые тараторила им молоденькая торговка. Вдруг гвардейцы, как по команде, вытянулись и взяли на караул. Несколько человек тут же обернулись, и буквально в одну секунду толпа расступилась, а мужчины поспешили снять шляпы.
Молодой человек в дорожном сюртуке, не глядя ни на кого и не отвечая на робкие приветствия, прошел сквозь этот живой коридор и, держась прямо, даже не наклоняя головы, начал подниматься по лестнице.
Тех, кто видел молодого человека впервые, поражала красота его лица. Классический древнегреческий профиль, вьющиеся волосы, спадающие до плеч, делали молодого человека похожим на ангела, только что сошедшего с полотен дореволюционных художников. Но стоило встретить взгляд молодого человека, как сравнение с ангелом сразу забывалось. Его пронзительные, зимние глаза светились недобрым огнем. В них угадывалась безжалостная сила, ощущая которую люди невольно замирали. Если бы в природе существовал бог войны, у него были бы именно такие глаза.
Сиейс – в прошлом знаменитый автор брошюры о третьем сословии, а ныне незаметный депутат „Болота“ – стоял в пролете лестницы, удобно облокотившись о перила, и вел неторопливую, тихую беседу с Тальеном. Неожиданно он заметил, как посерело румяное, самодовольное лицо Тальена, как тот буквально стал ниже ростом. Сиейс обернулся и сразу как-то сжался, почувствовав предательскую дрожь в коленях. Он увидел поднимающегося молодого человека, ощутил на себе его пронзительный взгляд, и первым невольным желанием Сиейса было спрятаться за широкую спину Тальена. В ту же секунду Сиейс, словно кукольный паяц, которого дернули за ниточку, повернулся и застыл в почтительном полупоклоне.
– Привет победителю при Флерюсе, – быстро произнес Тальен почему-то охрипшим голосом.
Молодой человек мрачно кивнул в ответ и проследовал дальше.
В зале Конвента секретарь зачитывал разомлевшим от скуки депутатам корреспонденцию (потому что давно все декреты вотировались без обсуждения, а надо было чем-то занять время), когда шум, внезапно возникший на трибунах для зрителей, заставил его остановиться и оторваться от бумаг. Увидев внизу в дверях молодого человека с длинными вьющимися волосами, секретарь уже в следующее мгновение перегнулся с трибуны, знаками приглашая его проходить, садиться – ничего, мол, мы подождем.
Взгляд молодого человека, как нож, вонзался в лица депутатов. Но даже не глядя на вошедшего, можно было догадаться, на кого он сейчас смотрит. Вот двое дружно привстали, приветливо машут рукой. Вот на длинной скамье, один за другим, слева направо, депутаты опускают головы. Вот лицо толстяка вспыхнуло притворной, фальшивой улыбкой.
