Джек (тогда еще Джек Лондон) козырнул картой. Географической. И он был старше ее на пятнадцать лет. Значит, по логике, она попадала не только в другую страну, но и в другую среду. Особых иллюзий в Городе Грез Дженни себе не строила. Внешне она не соответствовала американским стандартам (голубоглазая блонда, рост сто восемьдесят сантиметров, причем полтора метра приходятся на ноги), около нее не затормозит красный «феррари» и известный режиссер не позовет: «Хэлло, беби, я хочу тебя снимать кино». Такие номера откалывали в Москве третьестепенные киношники, и кончалось, естественно, тем, что девочку не снимали, а с девочки снимали. Однако по теории вероятности где-нибудь в десяти милях от Голливуда вполне мог иметь место какой-нибудь вшивый коктейль, и какой-нибудь (нибудь – второй смысл: не быть?) старый приятель Джека, сменивший боксерские перчатки на… Осветитель? Оператор? Администратор? Козел-каскадер в телеогороде? И вот светская беседа о погоде плавно заворачивает на профессиональные творческие темы (скандал на съемке, который закатила N, звезда секс-поп-рока), и приятель Джека, заинтригованный эрудицией Дженни (все-таки ВГИК, факультет кинокритики!), небрежно роняет: «Позвони мне, деточка, в контору». И если бы Дженни зацепилась хоть четвертой ассистенткой пятого помощника, то дальше – благодаря воле, энергии, целеустремленности – она бы вышла со временем на определенный уровень, она бы поднялась по этажам. Режиссер? Гм… проблематично. Пресс-атташе? Возможно. Менеджер? Да! Человек, к которому прислушиваются звезды и мимолетные кометы голливудского небосвода. Ведь от нее бы зависело, какая завтра будет погода.
Фигушки, фигушки, фиг-фигнюшечки!
Ее Лос-Анджелес оказался глухой провинцией. Из этой провинции не было доступа в воздушные теле– и кинозамки. Видит око, да зуб неймет. Как ни странно, теоретически из Москвы было ближе. Гостя из Москвы встретили бы не через парадный ход, но с любопытством. Правда, для этого требовалось быть З. А. или… быть рядом с З. А.
Она не нашла адекватной себе компании. Нашла работу в медицинской компании. Поднялась на второй этаж. Вице-президент. Звучит впечатляюще.
Звонит президент:
– Дженни, мы горим. Нам надо триста тысяч долларов.
Что ж, разговор в духе большого бизнеса. А подоплека? Хозяин, хитрый, пронырливый япошка, сделал деньги на медицинских страховках. И продолжает в том же направлении. Значит, Дженни нужно просмотреть досье каждого пациента и посоветоваться с каждым врачом. Какой курс лечения в госпитале они могли бы еще провести (совсем не обязательно, что проводили!), который социальное страхование обязано компенсировать. И не лепить от фонаря (перелом обеих ног шизофренику! Выгодная операция, да инспекция сошел секьюрити, социальное страхование, поймает, накажет крупным штрафом, и накрылась тогда карьера Дженни алюминиевой пуговицей), а придумать нечто достоверное, например в случае с шизом – ежедневные сеансы психоанализа. Их наличие или отсутствие никаким рентгеном не обнаружить. Тут главное – не промахнуться. Безнадежному шизу психоанализ – как мертвому припарки, явная ошибка диагноза, доктора на себя ответственности не возьмут. Выбрать полувменяемого пациента, который бормочет несусветную чепуху, – к нему инспекция приставать с вопросами не будет. Выбор кандидатов (в депутаты!) на совести докторов. Задача Дженни – просчитать рентабельность операции и, если годится, правильно ее оформить, внести в компьютер. И искать следующую. Это Дженни называла «скрести по сусекам». Так она наскребла требуемую сумму. Между прочим, зарплату ей платили не за это, от основной работы ее никто не освобождал. Никого не интересовало, как Дженни выкрутится, хоть сиди по ночам. Зато, когда она приносила то, что наскребла, на блюдечке с голубой каемочкой, представитель Страны восходящего солнца встречал ее, как императора Хирохито. «У тебя не голова, а филиал Уолл-стрит!» Хирохито с Уолл-стрит! В Дженни пропадал поэт.
