Тень всадника - страница 40

– А как мне было реагировать, моя девочка? Допустим, Париж ты видела в кино. Он, как на пленке, проявился в твоих снах. Нормально. Но улица, которую ты мне описала, – это улица Вожирар. Каменное здание с высокими сводчатыми потолками, забором и распятием на воротах – это монастырь Кармелиток на улице Вожирар. Во время якобинского террора он был превращен в тюрьму. Узников держали в кельях, впрочем, режим не строгий, разрешалось гулять по коридорам, да и много чего. Жозефина там завела роман с генералом Лазарем Гошем, который, как и она, был заключен в монастырь Кармелиток по подозрению в контрреволюционном заговоре. Полное имя Жозефины – Мари-Жозеф-Роз. До Наполеона ее все звали Роз. Генерал Бонапарт, очевидно ревнуя к своим предшественникам, запретил упоминать имя Роз, только – Жозефина.

– Тони, ты мне ничего не говорил про монастырь Кармелиток!

– Правильно. Жозефина Богарне не рассказывала капитану Готару, что девятое термидора встретила в тюрьме. Капитан Готар не знал того, что знаю я, специалист по французской истории. Вопрос: как ты это узнала?

– Сны… Мистика.

– В мистику я верю, – серьезно сказал профессор Энтони Сан-Джайст, – выпьем за мистику!

…За мистику. За Элю. За Дженни. Профессор стремительно уходил в глухую несознанку. В этом состоянии он был очень мил и забавен. Ее домашний пес. Верит в мистику. Дженни в мистику не верила. По своему складу ума она искала логическое объяснение: почему она влюбилась в Тони? И сейчас, наблюдая за ним, она нашла разгадку. Разумеется, у Тони масса достоинств и прочее и прочее. Однако в Москве был заведующий кафедрой биологии, профессор Богомолов, высокий, стройный, с темными мешками под глазами, в летах, по которому вздыхали все студентки. В институте его звали «принцем Уэльским» за вежливость и английскую выправку. Дженни пыталась попасть к нему на кафедру, добилась собеседования. Увы, ее познания в области биологии сильного впечатления на «принца Уэльского» не произвели. Тогда Дженни решила взять крепость фронтальной атакой, тем более что ее отношения с З. А. кончились, но резонанс этой связи еще приятно звучал в институтских стенах… А тут был провал, позор, стыдно вспоминать. Она сидела в унылой забегаловке, пила кофе с молоком, в стакане плавали пенки… В глазах Богомолова читалась ирония… и то, что не она первая идет на штурм. С ледяной вежливостью Богомолов отбил ее разведку боем, показав, что ей рано претендовать на роль роковой женщины, она просто сопливая девчонка. Конечно, она постаралась это сразу забыть – инстинкт самосохранения, да видно, это поражение с привкусом горькой обиды застряло в подкорке. И вот реванш! Профессор Сан-Джайст, улучшенный вариант «принца Уэльского», у ее ног (за ее столом, в ее постели), доверчив и беззащитен. Что же касается мистики (путаницы в именах – с кем все-таки был роман у капитана Жерома Готара: с Роз или Жозефиной?), это Дженни выяснит в следующий раз.

Дженни специально задержалась в ванной, и, когда вошла в спальню, Тони тихо посапывал. Она легла, придвинулась к нему, обняла. Тони не реагировал. В глухой несознанке. Хоть приводи другого мужика. Дженни улыбнулась своим мыслям. А размышляла она вот о чем. В принципе, она не любила спать с мужиком в одной постели. Заниматься сексом – пожалуйста! Отработал – вали на другую кровать. Джек привык к ее причудам, уходил наверх. В кабинете стояла его койка. Правда, иногда вынужденные перемещения по квартире служили ему поводом для скандала. Сейчас все наоборот. Сексом не занимались (то, что было до ужина, не считается, как будто в прошлом столетии), Тони давит храпака, а ей приятно и радостно, что он рядом, Тони рядом, он принадлежит ей. (Имущество, сделать инвентаризацию! Типичное мышление главы финансового отдела, с чем себя и поздравляем.) Кстати, о птичках. Об имуществе. Бог создал Еву из ребра Адама. Если бы Дженни могла выбирать, из чьего ребра вылепиться, то, конечно, из Тониного. Интересно, что ей придет в голову при дальнейшем исследовании этого маршрута? Сказать завтра Тони или профессор зазнается? Она встала, вышла в коридор, где были такие же высокие сводчатые потолки, как и в ее комнате, спустилась во двор и через ворота с каменным распятием – ворота не охранялись! – на парижскую улицу с булыжной мостовой. Она прекрасно узнавала эти места – «Ведь сны повторяются, Тони, мне хотелось быть вылепленной из твоего ребра, смешно, да? Вчера ты не был похож на себя, мне так понравилось», – но Тони, молодой офицер с длинными вьющимися волосами, взглянул на нее надменно, как профессор Богомолов, сказал какую-то гадость и исчез в ночи… Она кричала, звала, потом со злостью захлопнула дверь. «Ладно, так надо». В своем будуаре, сидя у зеркала, она наводила макияж. В дверь постучали. Появился хозяин, хитрый японец, в белых чулках, малиновом камзоле с белым обшлагом. Треухую шапку он держал в руках. Как всегда, с умильной улыбкой он поцеловал ее голое плечо. «Поль, не приставай». – «Деточка, ты же умница, у тебя не голова, а филиал Уолл-стрит, нам нужно опять наскрести полмиллиона». – «Якимура, мне некогда, понимаете? Нет времени». Хозяин оглянулся и тревожно зашептал: «Солнышко, деточка, цветочек! Что ж ты, блядь, делаешь? Почему не едешь к мужу в Милан? Бонапарт в ярости, грозит бросить армию и примчаться в Париж. И накрылась тогда вся наша итальянская кампания».