Тени холодного солнца - страница 24
– Как будет угодно Вашему Сиятельству. И, опять же, с вашего позволения, дозвольте мне сказать несколько слов.
– Говори, – граф с интересом посмотрел на него.
– Я служу вам уже почти тридцать лет, и надеюсь у вас не было причины быть недовольным мною. Но вот в настоящее время… происходят очень странные события…
– Говори короче, – поморщился граф. – К чему ты клонишь?
– Слушаюсь, Ваше Сиятельство. Так вот, когда ОН приходил в прошлый раз, я ещё не родился, и следовательно мало чем могу быть вам полезным. Вот если бы вы поговорили с Мартой. Я уверен что она знает обо всём этом намного больше чем кто либо другой. Ведь на её веку ОН приходил дважды. Возможно она даже знает как убить это чудовище.
– Но ей уже почти девяносто лет, – удивился граф. – Она, поди, уже из ума выжила, да и не помнит ничего. – Но Фриц прикрыл ладонью лицо, скрывая усмешку.
– И всё же я очень советую вам порасспросить её, Ваше Сиятельство, – повторил Фриц покидая кабинет.
После того как Фриц вышел, граф достал бутылку и плеснул в свой бокал коньяка. Пригубив, он долго, неподвижно сидел погруженный в свои мысли созерцая пламя свечей. Затем встал и подошёл к большому книжному стеллажу полностью занимавшему одну из стен кабинета. Граф нажал на тайную панель и открыл замаскированный сейф. Внутри лежала старинная, сильно потрепанная книга.
Эта книга была довольно толстой, не менее трёх дюймов шириной в корешке. Ещё там был полированный, из красного дерева, ящик с двумя дуэльными пистолетами. Пистолеты, тоже были несомненно старинными, с затейливыми позолоченными накладками, и явно работы очень искусного мастера. Рядом с набором пистолетов лежала жестяная коробка. Открыв, граф поднёс её к свету и пламя свечей отразилось на тусклом, матовом металле, лежавших там, серебряных пуль.
Все эти предметы были положены в сейф ещё отцом нынешнего графа, пятьдесят лет тому назад, и являлись свидетелями таких же тревожных и страшных дней.
– Если всё это правда, – глухо произнёс граф, – я остановлю тебя, дьявольская тварь.
Нет ничего более унылого и тягостного, для военного человека, чем перемирие. В этот период очень обостряются меланхолические настроения если таковые хоть сколько-нибудь свойственны вашей натуре. Увы это так. Потому что уже нет той холодной собранности и внутренней сосредоточенности в которую неминуемо погружаешься перед сражением. Нет и восторженного упоения, что с замиранием сердца, ощущаешь под шквалом пуль и картечи. Когда, кажется сам сгустившийся воздух битвы кружит тебе голову, а кровь вскипает в ожидании ежеминутной опасности.
Всего этого нет, но в тоже время, ты не можешь расслабиться и предаться обычным занятиям и радостям мирного времени. Снова увы! Ты по прежнему живёшь в походных условиях, питаешься кое-как, спишь в палатке на жёсткой сборной кровати, к тому же тебя безбожно жалят надоедливые комары и мухи.Но сейчас мы, хотя-бы, можем ощутить себя победителями.
Незаметно мои мысли унеслись на пять лет назад. Тогда стояли такие же летние дни, только были они для нас весьма тягостными и мрачными, после проигранного сражения при Маджента>1. Тяжелые воспоминания сменились ещё более тяжелыми мыслями о делах настоящих. Перед глазами всё время вставалбесконечно милый образ Анны-Марии.
Боже мой! Бессмертные Небесные силы, где же ваше милосердие?! – неужели всё кончено, и я потерял её безвозвратно?! Но это казалось настолько невозможным что мой разум отказывался верить в реальность подобного. Последние три года я думал о ней, не иначе как, о своей невесте. А в тот злополучный день я даже с ней не простился. Разговор с её отцом получился ужасным, мы расстались настоящими врагами. Я был в ярости и уехал немедленно. Помню только удивлённое лицо моей Анны-Марии и её огромные зелёные глаза в которых стояли слёзы. Какой же беззащитной она выглядела тогда. Беззащитной и несчастной.